Запах скошенной травы
Несколько часов подряд сотрудники полиции, чьи конвои окружили здание подземной парковки одного из самых больших торговых центров города, ломали голову над следующим вопросом: «Куда пропали две абсолютно одинаковые «Тойоты Альфард III», заехавшие вместе на эту парковку и тут же словно испарившиеся?» До самой ночи ТЦ был оцеплен, но злоумышленников, как и ожидалось, не нашли. След же одной настоящей машины потерялся из‑за непогоды, разразившейся ливнем с грозой, что размыл все дороги, поливая как из ведра всю ночь до самого утра, – лишь первые лучи солнца смогли остановить чёртов дождь, затопивший пару улиц и площадь, где перепуганные жители оставили свои вёдра с кимчи, ягодами и прочими снастями, отчего к утру на месте своих забытых продуктов они обнаружили тошнотворное болотце с тонкой плёнкой пятнистого жира на поверхности.
Великая тайна музыки были унесена в водную могилу на дне озера Юность вместе с человеком, тайну эту познавшим. Пока верный своему делу «Альфард», ставший подводным склепом, тонул в мутной воде, грабители быстро переоделись в камуфляжные болотные костюмы, излюбленные среди охотников, и подогнали, спрятанный в лесополосе среди зарослей лещины, ив и ясеней, экспедиционный «УАЗ Хантер» оранжевого цвета. Прокрутился ключ в гнезде зажигания, яростно зарычал двигатель, словно бы уже заждался и оттого гневался, а затем, наматывая на прочные АТ‑шины, помеченные надписью «BFGoodrich T», влажную глинистую грязь, хлёстко разбрасываемую во все стороны и оттого придающую машине аутентичный вид охотничьей кареты, побывавшей в условиях дикой местности, рванул по трассе.
Как ими и ожидалось, на блокпостах и на патрулируемых трассах к ним не возникло никаких вопросов, ведь картина была вопиющим классицизмом: уазик, набитый чумазыми мужиками, одетыми так, словно в лесу они пробыли пару месяцев, а от самой машины за версту несёт рыбой и дичью, будто бы от неправильно заваренного Шэн Пуэра с древних чайных гор Иу. Однако на одном посту у реки Ишимка их всё же остановил патруль, видимо, совсем потерявший надежду и оттого останавливающий уже всех подряд. От речки, набитой горами мусора и нечистот, несло сероводородом, а вид её был в самом настоящем смысле плачевный. Некогда здесь можно было выловить мелкую корюшку, гальянов и колюшек, а теперь удочка так и норовила вытянуть из глубоких фекальных вод некую потустороннюю сущность, о которой неоднократно заявляли в местную газету несколько рыболовов‑любителей, но скорее это был эффект от долгого нахождения в области загрязненного воздуха и, как следствие, газового отравления с последующими галлюцинациями. Кто знает, как оно действительно было?
– Доброго дня. Куда едете? – деликатно, заходя издалека, спросил патрульный полиции.
– В Шмидтовку через Де‑Фриз – я там живу. Это мои друзья, мы с ними на охоту ездили на два месяца. Очень торопимся – дичь начала дурно пахнуть. Надо побыстрее её разделать да заморозить, – забалтывал в ответ его Леон.
– А документы у вас есть на машину?
– Конечно, – Леон протянул паспорт транспортного средства, свидетельство о регистрации и водительское удостоверение, в которое внимательно вглядывался патрульный.
– Леон… Фон… Дунк…
– Дунканштайн. Леон фон Дунканштайн.
– Да, спасибо. Иностранец, что ли? А отчества у вас не бывает?
– Я родился в Германии, но немногочисленная родня, как я позднее узнал, была у меня и в России, поэтому со временем я занялся их поиском в России и остался здесь на какое‑то время. Отца у меня не было, и имени его я не знал, впрочем, как и материнского. Фамилию дал мне пастырь детского дома при монастыре Мариаброн, где я вырос. Не знаю, почему надо было такое странное сочетание выбирать, – наверное, оно что‑то значит. Genügend?[1]
– Что, простите?
– Мы можем ехать, или мне придётся продолжить автобиографию? Я‑то не против, но этот запах…
– Покажите багажник.
– Ладно. Только нос заткните – мы‑то уже привыкли.
Леон отворил задние двери «Хантера» и показал вид на нескольких мужчин, сидящих на большой бурой медвежьей шкуре, у ног которых разложились сумки и пакеты, забитые рыбой в крошке льда: навага, корюшка, немного минтая и окуни. В небольшом чёрном ящике лежали среди таких же кусков льда несколько подбитых уток.
– А что в той сумке? – заметил полицейский небольшой, выступающий из‑за массивной спины Виктора краешек инкассаторской сумки. Виктор сразу же сжал желваки, отчего из без того широкая челюсть стала ещё крупнее. С дикими глазами он судорожно покручивал вокруг пальца свои усы.
– Я думаю, что вам неинтересно, что в этой сумке, – спокойно вымолвил Леон.
– Вы так думаете? – неожиданно вдумчиво, но не агрессивно ответил ему патрульный.
– Более чем. Сумка как сумка. Мы всего лишь охотники, уставшие с дороги, и мы очень торопимся домой.
– И всё же, что там находится?
– Ну как что? Водка – «Белуга». Эх, раскусил… Парни, киньте мне бутылку! – негромко прикрикнул Леон и сразу же схватил брошенную ему бутылку водки с золотистой эмблемой рыбы. – Вот всегда так! Как ни прячу, везде находят. Ладно! Держи! Это не взятка. Я просто хочу домой побыстрее, понимаешь?
– Понимаю. А за водку… Эм… Спасибо?.. А что, я вас держу? Двигайтесь! Нам ещё преступников ловить.
– Желаю удачи. Случилось что? Нас же два месяца не было.
– Да ничего интересного. Рядовой случай, – как зачарованный смотрел вдаль патрульный, отвечая машинально. – Проезжайте.
Сев обратно за руль, Леон спокойно насвистел какую‑то фольклорную песенку, выставил первую скорость, прожал сцепление и медленно поехал дальше по трассе.
– Это че щас было, Лёва? – спросил Виктор, чья челюсть от напряжения устала, и пришлось её немного размять.
– Чудеса красноречия.
– Ты если такой спикер, так может, нам изначально стоило всё так решить?
– Может, и стоило, – не придавая особого значения разговору, отвечал Леон.
– А когда можно будет эту тошнотворную срань выбросить?! Ты где вообще всё это достал?!
– На рынок заехал и купил. План «Б», если можно так выразиться.
– Умно. А план «В» есть?
– Нет. Поэтому помалкивайте и ничего не трогайте. Кроме плана «Б» у нас больше ничего не осталось.
[1] Достаточно (нем.).
