Запрет совпадения. Телевизионно-фантастическая книжка

Общий план.

Концертный зал старого ДК. Камера поднимается из‑за спин слушателей. На сцене известный бард. «Изгиб гитары жёлтой ты обнимешь смело».

Средний.

Бард продолжает петь: «Струна осколком эха пронзит слепую высь».

Крупные планы слушателей.

В зале одни мужчины. Их лица суровы и некрасивы. «Качнётся купол неба, большой и звёздно‑снежный».

Крупный, с отъездом до общего.

Камера отъезжает и становится видно, что люди одеты в одинаковую одежду с номерами на груди – концерт происходит в тюрьме. «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»

 

Лёха открыл глаза. «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!» – повторил радио‑будильник. Никитин с головой укрылся одеялом, но в этот момент, перекрикивая барда, раздался мерзкий звук зуммера, срабатывающего через три минуты после радио. Он резко вскочил и выключил ненавистное устройство.

– К чему этот сон? – спросил себя Лёха, делая ударение на слове «этот», и отправился в ванную.

После вчерашнего похода в магазин холодильник был полон, и умывшись, впервые за последних несколько дней Никитин плотно позавтракал. Потом он закурил и набрал номер координатора.

– Танюш, привет! Это Никитин. Посмотри, что у меня завтра стоит.

– Музыкалка – через минуту ответила Полякова – в первой студии. С семнадцати тридцати.

– Что за музыкалка?

– Какая‑то бардовская тусовка – как здорово, что все мы здесь…

– Понял – оборвал её Лёха – Я так почему‑то и подумал!

Сон в очередной раз не подвёл. Можно было бы и не звонить. Он оделся и вышел на улицу. Рядом с «Москвичом» уже стоял Альбинос.

– А где мать? – вместо приветствия спросил Лёха.

– Сейчас спускается – ответил Сашка – ты давай, заводи.

– Куда ехать‑то?

– На Волковское.

– Далековато…

– Я думал, тебе только в радость будет – покататься‑то!

– Так мне в радость – Лёха завёл «Москвич» и лихо подрулил к подъезду. – Здрасьте, тёть Нин!

– Лёш, я не хотела тебя напрягать, это Сашка – заизвинялась Нина Ивановна, садясь на заднее сиденье.

– Пристегните ремни! Мы начинаем нашу экскурсию на ретроавтомобиле! – объявил Никитин, и они выехали со двора.

 

– Вот видишь, Сашка, молодец какой Лёша. Уже и машину купил, а ты всё со своими компьютерами носишься. Никакой пользы!

– Мам, я не ношусь, я программы пишу – обиделся Альбинос.

– Писатель… Взял бы его Лёш, хоть провода таскать.

– А что, и возьму! Сань, пойдёшь ассистентом?

– Издеваешься? Я, между прочим, высококлассный программист.

– Трепло ты высококлассное – в сердцах сказала Нина Ивановна.

– Лёх, мы недолго – сказал Альбинос, когда они подъехали к кладбищу.

– Да я с вами пройдусь, что мне тут сидеть.

Они прошли мимо церкви, вышли на центральную аллею и, пройдя метров двести, свернули на узкую тропинку.

– Вот здесь – Нина Ивановна показала на ухоженную могилу. – Надо же, как за месяц всё заросло.

– Лёх, сходи за водичкой – Сашка протянул Никитину пластиковую бутылку – там, около церкви есть кран.

Лёха набрал воду и уже собирался идти назад, как что‑то внезапно привлекло его внимание. Он абсолютно точно был на Волковском первый раз, но в окружавшем его пейзаже он почувствовал что‑то смутно знакомое. Никитин посмотрел вокруг. Церковь, кресты, ржавый водопроводный кран, баки с мусором, несколько памятников у главной аллеи. Стоп! Памятник. Лёха присмотрелся внимательнее. Мозг, привычный к восприятию окружающего мира исключительно телевизионными планами, подсказывал ему, что эту картинку он уже когда‑то видел. Но где и когда? Памятник, как памятник. В окружении таких же молчаливых надгробий. Полустёртый рисунок. Облупившаяся краска на оградке. Лёха, не отводя глаз, отошёл к стене церкви, потом быстро пошёл в сторону могилы. Получилось что‑то типа медленного наезда. И этот наезд он точно уже когда‑то видел.

«Гавриленко И. И. 1959–1988» – было написано на могильной плите. С памятника на Никитина улыбаясь, смотрел позавчерашний депутат. Точно. Эту самую картинку Лёха и видел в Ленкином сюжете за секунду до выключения телевизора. Рука сама потянулась за телефоном.

– Ленка, привет! А как зовут Гавриленку?

– Какую Гавриленку?

– Ну, депутата, которого мы снимали?

– А, Гавриленко! Иван… Игорь Иванович – немного подумав, ответила Лена.

– И.И. – задумчиво произнёс Лёха.

– Ну да, И.И., а почему ты спрашиваешь?

– Лен, я тут на Волковском. Какая‑то ерунда. Тут написано, что Гавриленко И. И. умер ещё в восемьдесят восьмом.

– Тьфу, напугал! Это… это его отец, он тоже депутат был, Иван Ильич Гавриленко – тоже И.И.! Его убили действительно в восемьдесят восьмом.

– А‑а‑а! – протянул Лёха – А я смотрю – одно лицо!

– Да, они, правда, очень похожи. Мы у него интервью и брали по поводу отца. Он особо ничего не помнит, ему тогда лет десять было, но говорит хорошо!

– Да, я помню: «исходя из максимально возможной широты узкого направления» – процитировал Лёха.

– Ну что ты застрял – за спиной раздался голос Альбиноса – мы уже всё сделали, воду только ждём!

– Я перезвоню – сказал в телефон Лёха и повесил трубку. Он протянул бутылку приятелю и ещё раз взглянул на памятник – Я вас у машины жду!

 

* * *