Здравствуй, я твоя жена

Я всхлипнула и костяшками пальцев вытерла мокрые глаза, в десятый раз пересматривая видео, на котором мой сынишка неуверенно ехал на двухколесном велосипеде. Его счастливый смех эхом отдавался у меня в ушах. Со мной он катался только с дополнительными колесиками и запрещал их снимать. Ума не приложу, как бабушка с дедом его убедили? Меня брала гордость и радость за сына и в то же время грыз маленький червячок ревности. Потому что меня не было рядом с ним, и не я научила его. Я так привыкла заниматься им сама, что с трудом принимала чью‑то помощь. Но Петру Борисовичу стоило отдать должное – он смог добиться доверия Илюши. А это дорогого стоит. Сын всегда с осторожностью относился к чужим людям. Не знаю даже, почему. Словно перенял это каким‑то образом от меня. Его невозможно было подкупить красивыми игрушками или сладостями. Внимание моего ребёнка можно было только заслужить. Мне порою казалось, что этот четырехлетний мальчик разбирается в людях гораздо лучше, чем я. Он не переваривал ухажеров Ирины и как в воду глядел. Если её парень не нравился Илье, можно было сразу ждать от того подвоха. Его детские глазки будто сканировали людей и видели их истинные намерения. И меня очень удивило, когда Ренат смог поладить с моим сыном. Они были прямо не разлей вода. Начальник обращался с ним как со взрослым, и, думаю, это льстило Илюше. Он же у нас был единственным мужчиной в семье. И гордо нес свое звание. Грустно улыбнулась своим воспоминаниям. Сейчас смотрю на общение ребенка с дедушкой, и понимаю, как же ему не хватало мужской компании. У меня не было отца, и я понятия не имела, каково это. Не знала, нужен ли он вообще девочке. Не знала, чему учат папы своих дочерей. В моей голове просто пустота, на которой написано слово «Папа». Да, мы каждый год с семьей ходили к нему на могилу. И я корила себя за то, что не чувствую ничего. Мне было стыдно за то, что я не любила его. Но как я должна была полюбить человека, которого никогда в жизни не видела? Даже мама редко о нём говорила. Мы с сестрой всегда знали, что наш папа погиб и никогда не придет. У нас не было никаких иллюзий на этот счёт. Но с Илюшей всё складывалось иначе. Я не могла сказать ему правду и не могла похоронить для него живого отца. Сын спрашивал, и я отвечала, что папа – военный и уехал далеко‑далеко на границу, защищать родину. Я не хотела с рождения растить ребёнка во лжи, а в этом была хоть какая‑то доля правды. Тогда у части один из его сослуживцев сказал мне, что Антона куда‑то перевели. Куда именно, никто не знал. Единственной моей зацепкой было место его рождения, указанное в свидетельстве о браке, – Санкт‑Петербург. Но, оказывается, я совсем не там искала. Поэтому я не могла обнадеживать ребёнка, не имела права обещать того, что, возможно, никогда не случится. Илья знал, что у него где‑то есть папа, и этого было достаточно. Однако я всегда опасалась, что однажды «доброжелатели» наговорят ему глупостей. До дрожи боялась, что моего мальчика могут расстроить. Я готова была ради него сжечь весь мир. Мама не раз говорила мне, что я слишком трепетно отношусь к сыну. Слишком его люблю и берегу. Но я не могла иначе… Не смогла, потому что свое право на материнство мне буквально пришлось выгрызать зубами.

В дверь постучали, и я, вздрогнув, заблокировала телефон, а потом торопливо вытерла футболкой глаза.

– Входи, – отозвалась немного осипшим голосом.

В комнате появился Антон и задумчиво уставился на меня.

– Ты плакала? – спросил тот, нахмурившись, – видимо, заметил мои красные глаза.

– Нет…

– Почему? – перебил, проигнорировав мое отрицание.

– Не надейся, не из‑за тебя, – заверила я, натянуто улыбнувшись.

– Слишком много для меня чести, – ухмыльнулся мужчина, однако продолжил допрос: – И всё же, что тебя так огорчило?

– Соскучилась по сестре, вот и взгрустнулось немного, – соврала без зазрения совести.

– Напомню, тебя здесь насильно никто не держит, – заявил он, превратившись в прежнюю ледышку. А мне‑то на секунду даже показалось, что муж волнуется за меня. Дура!

– Как‑нибудь переживу, тем более она сама сюда скоро приедет, – воодушевленно заявила я. – Ты чего хотел?

– Завтра вечером состоится мероприятие, и ты тоже идешь, – поставил Антон в известность, решив всё за меня.

– Спасибо, что хоть сообщил! – усмехнулась я.

– Не я составлял эти дурацкие пункты, но мне приходится им следовать, – бесцеремонно напомнил тот.

– Ладно, мне завтра с утра к врачу, и если швы снимут, то я пойду на твое мероприятие, – согласилась со вздохом.

– Кстати, как нога? – вспомнил тот между делом.

– Нормально, – отозвалась я и, выпрямившись, потянулась за медикаментами. – Можешь идти, мне нужно сменить повязку.

– Давай помогу, – не дожидаясь моего ответа, он прошёл в комнату и уселся рядом со мной на кровать.

– Я не беспомощная и сама справлюсь, – возразила, не желая подпускать его слишком близко к себе.

Однако муж пропустил мои слова мимо ушей. И в следующий миг по‑хозяйски взял мою ногу и положил себе на колени. Затем принялся аккуратно срезать бинты. А я мысленно вознесла хвалу своему мастеру шугаринга за то, что моя кожа остается идеально гладкой даже спустя две недели. Иначе бы я просто сгорела сейчас со стыда.

– Что дальше? – поинтересовался мужчина, взглянув на меня.

– Нужно обработать хлоргексидином, потом снова перебинтовать, – пояснила я, с интересом наблюдая за ним. Он смочил раствором ватный диск и, придерживая одной рукой за голень, другой принялся обрабатывать рану. Осторожно, едва касаясь, изредка поглядывая на меня, наверное, дабы убедиться, что мне не больно.

– Готово, – сообщил он, закончив бинтовать. – Не болит?

– Нет, – покачала я отрицательно головой. – Спасибо, – поблагодарила, смутившись от его неожиданной заботы.

Он не спешил убирать мою ногу со своих колен, а я почему‑то не решалась этого сделать. Его теплая ладонь все еще придерживала меня за икру. А потом я вдруг с испугом почувствовала, как его большой палец медленно гладит кожу. Мое тело моментально покрылось мурашками. И Антон не мог этого не заметить. Моя кожа буквально превратилась в гусиную. Наши взгляды встретились, и я густо покраснела. Эти проклятые мурашки были прямым подтверждением того, как ненормально я на него реагирую. Теперь и ему это известно. Позор! Нужно как‑то выкрутиться, что‑то придумать. Почему, черт возьми, он не уходит? Чего ждёт?

– Здесь холодно, тебе не кажется? – нашла я наиглупейшую отговорку.

– На улице тридцатиградусная жара, – хмыкнул тот, и я наконец‑то осмелилась забрать у него свою затекшую ногу.

– М‑м, – застонала, разминая пальцами онемевшие мышцы.

– Помочь? – ошарашил он очередным предложением.

– Нет, – нервно дёрнулась я. И Антон посмотрел на меня как на ненормальную.

– Кажется, у тебя там звонит телефон, – заметила я слишком порывисто и мысленно обрадовалась возможности от него спастись.

 

Глава 14

Я не слишком горела желанием идти на это непонятное мероприятие. Что мне делать в незнакомом месте среди незнакомых людей? Но и на попятную не могла пойти. Антон прав, пункты придумала я, и глупо мешать ему выполнять мои же условия.