Железнодорожный почтальон

– В соседнем вагоне то же самое происходит, я спрашивал у Полины, – высказался я, чтобы хоть как‑то подбодрить своих коллег, – но даже я понимаю, что такого просто не может быть, чтобы сразу у двух вагонов одновременно вышли из строя генераторы, значит, проблема общая и более глобальная.

– Кстати, у нас же внутренняя связь имеется, вы машинистам или начальнику нашего пассажирского сообщили? – вдруг спросил Геннадий, думая предложить хоть какой‑то выход.

– Конечно, пробовала, Гена, хотела сообщить, но с кабиной машиниста связи нет, как и со штабным вагоном из‑за отсутствия тока, а номеров их мобильников я не знаю. У нас же обособленные вагоны, мы сами по себе, нам такого не сообщают. Значит, сообщить о проблеме некому, – спокойно и невозмутимо произнесла Наталья Петровна, направив задумчивый взгляд куда‑то в сторону.

– Ну, что‑то делать надо, черт возьми! Ведь совсем не дело это вот так вот ехать, да еще так долго, – слегка вспылил Степаныч, и было заметно, что эта ситуация его действительно беспокоит.

– Знаю, Витя, остается одно – дождаться Улан‑Удэ, станция часа через три, а там выйду на перрон и побегу в штабной, а потом за электриками… – сказала Наталья Петровна, – есть еще какие‑нибудь предложения, вопросы?

– Наталья Петровна, обмен почты будем готовить? – спросил Геннадий.

– Полагаю, что будем, в любом случае до станции‑то мы уж доедем как‑нибудь, а там все надо сделать, как положено. Еще вопросы?

– У меня не вопрос, а информация к размышлению, – неуверенно произнес я, и все притихли, приготовившись слушать, что я буду говорить, тем более, времени у нас было предостаточно. – Я, коллеги, заранее прошу прощения, если, может быть, скажу глупость, но полагаю, что нельзя исключить и такой вариант.

– Говори, Илья, слушаем, – спокойно, без какого‑либо интереса ответила ВПН.

– Знаете, друзья, я раньше несколько раз уже бывал в этих местах, у меня родня живет в Иркутске. У моей тетки, в прошлом учительнице русского языка и литературы, в домашней библиотеке можно было отыскать разные книги, в том числе о Байкале, об этом крае и его истории, и которые я читал в свободное от отдыха время. И вот однажды в одной из таких книг я наткнулся на информацию о том, что по берегам «славного и священного моря», начиная еще со стародавних времен, кроме других народов, жили и буряты‑шаманисты, которые веками поклонялись озеру и его стихиям, небу и земле, совершая свои многочисленные, сложные и яркие языческие обряды. У них не было храмов, и все свои священнодействия они проводили на открытом воздухе, возле рек и на горах. В частности, местные шаманы все это совершали на Шаманском мысе. В основе их религии лежало обожествление сил природы и умерших предков, вера в то, что в мире существует множество богов и духов, и с помощью шаманов (избранников бога, посредников между верующими и сверхъестественными силами) можно влиять на них для обеспечения счастья, благополучия и здоровья, отвращения беды. В политеистической иерархии высшим божеством у шаманов считался Хухэ Мунхэ Тэнгри, то есть, Вечно Синее Небо – существо материальное и в то же время духовное, управляющее всем миром. Со временем шаманизм стал сложной и развитой особой системой религиозных представлений и обрядов. Вера охватила все сферы жизни, оказывая влияние на формирование культуры и образа жизни людей. Разными учеными была изучена масса артефактов древней шаманской культуры и все это очень хорошо описано в соответствующей литературе, а потомки этих людей до сих пор здесь живут в этих местах.

– Это очень интересно, Илья, смотрю, ты много начитался об этом, – сказала Наталья Петровна, – но какая нам‑то в данной ситуации польза от этой информации?

– Да, читал в свое время, ради собственного интереса. Но мне сейчас примечательно другое. Среди всего потока прочитанных сведений, мне также встретилась и коротенькая заметка о том, что когда‑то очень давно после произошедшего в этих местах какого‑то очень значимого, яркого, но точно неизвестного науке события, от местных шаманистов отделилась некая группа людей, отщепенцев, которых шаманы прозвали калуханами. Они перестали поклоняться священному озеру, природным стихиям, и вообще почему‑то вдруг решили напрочь отказаться от шаманских верований. Но точно известно, что ни буддистами, ни мусульманами они не стали…

– И что с того? – вставил свою пару слов Геннадий.

– Полагаю, у этих калуханов возникла какая‑то иного сорта религия, ученые полагают, что по их поверьям, это самое место вокруг Байкала, является каким‑то аномальным, что ли, мол, оно в свое время было чуть ли не проклято всеми богами. Вот поэтому здесь то и дело с людьми происходили и, возможно, даже сейчас происходят ужасные вещи…

– И какие же, например, – с интересом спросил Виктор Степанович.

– Ну, об этом информации очень немного, как правило, подобного рода темы не интересуют широкие массы ученых, но где‑нибудь да можно отыскать сведения об этом.

– Как всегда, в любимом Интернете! – ухмыльнулся Геннадий, скептически покачав головой.

– И там тоже, – ответил я, – но тогда в той книге я прочитал, например, о сохранившихся в народной памяти случаях бесследного исчезновения или гибели людей, причем, как аборигенов, так и приезжих. Но лучше всего было бы почитать древние шаманские рукописи, где могло быть описано это роковое событие, из‑за которого калуханы изменили своей вере. Ведь есть же ученые историки, лингвисты, которые наверняка читали и переводили тексты каких‑нибудь манускриптов, где возможно содержались сведения и об этом уникальном событии, и возможно писали об этом свои научные монографии, защищали целые диссертации…

– И где же ты их сейчас достанешь, Илья, – с иронией в голосе спросил все тот же Геннадий, – и потом что нам‑то это даст?

– Вот в этом‑то и проблема, – только и смог ответить ему я, оставаясь в недоумении.

– Так что ты хотел в итоге сказать‑то, – спросил меня Степаныч.

– В общем, я думаю, что, возможно, наш поезд сейчас попал именно в такую аномальную зону, а когда мы ее покинем, мы же все‑таки движемся, то все придет в норму… наверное, придет…, – неуверенно произнес я.

– Ты думаешь, мы все пропадем, исчезнем? – с невеселой ухмылкой спросил Геннадий.

– Не знаю, Гена, просто это одна из версий происходящих событий, раз уж у нас больше другой нет, – ответил я, глядя перед собой.

– Десятки поездов проходят через эти места каждый божий день, и ничего такого не происходит…, – произнес Степаныч, в порыве вполне объяснимого гнева вскинув вверх обе руки.

– Ну, ладно, ребята, хватит мистики, у нас реальная ситуация, которую нам надо как‑то разрешать, во что бы то ни стало, – строгим начальственным тоном произнесла Наталья Петровна, – Если у кого появятся новые идеи, но только реальные, то сразу говорите. Пока всем нам остается только ждать и надеяться, что пока мы не доехали до Удан‑Удэ, здесь не случится чего‑нибудь еще…