Железнодорожный почтальон

– В калуханов…

– Да, именно!

– Ничего пока сказать не могу, потому что ситуация на удивление странная, я бы даже сказал, чрезвычайно странная, и сами объяснить мы ее, полагаю, не в силах, – констатировал я.

– Ребята, а мы часом не спим сейчас, а? – вдруг предположил Геннадий. – Может все просто, и нам это снится, а на самом деле мы мирно похрапываем в своих купе? Мы же все после совещания пошли отдыхать и заснули!

– Что, все вместе и разом в одном сне? Степаныч‑то, например, сейчас на самом деле спит, я не стала его будить, пока, – ответила Наталья Петровна.

– Такие сны, конечно, могут иметь место, это чаще всего кошмары, которые кажутся очень реальными, и самое неприятное в них то, что почти всегда чрезвычайно трудно проснуться, – сказал я тоном человека, знающего, о чем он говорит.

– Как же нам отличить, реальность это или групповой сон, или может быть это сон кого‑то из нашей бригады, и мы все явились во сне кому‑то из нас четверых? – спросила Наталья Петровна.

– Может Степаныч видит нас всех в своем кошмарном сне, он же в данную минуту спит, – предположил Геннадий, – такое иногда показывают в фантастических фильмах…

– Но это уж слишком, Гена, ты наверно, насмотрелся ужастиков на эту тему, – ответила Наталья Петровна.

– Нельзя исключить и такой вариант, но в этом сне такая необычная фабула, – ответил я, снова высунувшись из двери и заглянув в темноту, – может это эти аномальные места так на нас повлияли и это все просто глюки?

– Сразу у всех? – удивленно спросил Геннадий.

– Такое крайне редко бывает, только если какой‑нибудь массовый гипноз… – сказал я.

– Давайте‑ка вот что, надо ущипнуть друг друга и проверить, – предложила Наталья Петровна, а потом неожиданно двумя пальцами резко и сильно ухватила за кожу плеча Геннадия, стоявшего к ней ближе всех. Он вскрикнул от сильной боли и сразу же прикрыл рукой это место.

– Почувствовал?

– Еще как! – почти пропищал Геннадий.

– Что ж, получается, мы не во сне, и все это реально? – подытожила Наталья Петровна.

В этот момент я достал свой мобильный, решив позвонить Полине в соседний вагон, но это мне не удалось, сигнал начисто пропал. Возможно, то же самое делала и Полина, желая связаться со мной, но и у нее ничего не вышло. Получается, связи в принципе нет, ни с кем, в таких обстоятельствах это очень плохо, потому что никто не сможет узнать, что с нами случилось, и, разумеется, никто не придет на помощь. Конечно, в дополнение к этим неприятностям не работала еще и «всемирная паутина». Ни дозвониться по мобильному, ни емейл отправить. То, что это непростая и непонятная ситуация уже давно вышла из под контроля, теперь ни у кого не вызывало сомнений. Надо было что‑то с этим делать, но ни у кого из нас не было ни малейшей идеи на этот счет.

Два наших вагона продолжали висеть в воздухе, может даже над бездонной пропастью, но мы ничего не видели ни сверху, ни снизу, ни с боков. Кругом была только кромешная тьма и ощущалась пустота. Как знать, может быть, вагоны даже медленно перемещались в невесомости вверх или вниз, но мы этого не чувствовали. Во всяком случае, оба наших вагона продолжали «висеть» в том же самом положении, как будто все еще оставались стоять на железнодорожных путях. Это естественно, было нам на руку, потому что если бы они вращались в каком‑нибудь любом направлении, то нам бы пришлось туго, ведь у нас не космическая станция.

Мы вернулись в вагон, единственное место, где, по нашему мнению, можно было чувствовать себя в безопасности, во всяком случае, внутри вагона в привычной для нас обстановке ничего сверхъестественного с нами не происходило, и у каждого из нас создавалось благостное ощущение, что здесь нам ничего не угрожает. И неизвестно, было ли это именно так в действительности или это только мы сами так полагали, чтобы успокоить себя и не сойти с ума от происходящего. Но ведь когда мы стояли у двери вагона на краю черной бездонной пропасти, нам тоже вроде бы ничего не угрожало и ничто не мешало, мы могли дышать воздухом, который ничем не отличался от обычного. Разве что не ощущалось даже легкого ветерка или какого‑либо движения воздушных масс, будто мы находились в закрытом помещении, но явно очень большом.

– Может попробовать каким‑то образом добраться до багажного и выяснить, как они там? – предложил Геннадий, когда все собрались в купе начальника.

– Каким образом, Гена, по воздуху, что ли полетишь? Это тебе не пассажирские вагоны, где двери рядом находятся в метре друг от друга и за поручни ухватиться можно, а здесь даже из дверей нашей кладовой до их входной приличное расстояние, – рассудительно произнесла Наталья Петровна.

В это время от гула наших громких голосов проснулся Степаныч, который еще был не в курсе того, что с нами случилось. Само собой, сидя в темном купе при свете фонаря, который вот‑вот израсходует заряд аккумулятора, мы ему все подробно рассказали и стали ждать, может он, как самый старший среди нас и более опытный, подаст нам какую‑нибудь жизненную идею, что делать дальше.

– Если все, что вы мне рассказали, правда, то мы с вами действительно попали, – спокойно произнес Виктор Степанович, внимательно выслушав наш рассказ. – Я думаю, давайте снова подойдем к двери, откроем ее и бросим во тьму какой‑нибудь ненужный нам тяжелый предмет.

– Чтобы проверить, где же у нее дно? – спросил Геннадий, обращаясь к Степанычу.

– У кого у нее? – спросил я у Гены.

– У тьмы кромешной, естественно, у этой чертовой бездны, – немного злобно бросил Геннадий.

– Ну, что‑то примерно так, – промолвил в ответ Степаныч, – ребята, поищите какую‑нибудь ненужную железяку.

– Может, бросим этот горящий фонарь, у него энергии все равно мало осталось, а заряжать все одно негде. Он и тяжелый, и может хотя бы осветить нам то, что будет внизу, если у него хватит мощности света, – предложил я.

– А что, давай, Илья, терять нам все равно нечего, кроме… – сказал Степаныч.

Я взял в руки фонарь, и мы все вместе, пройдя в тамбур, снова подошли к открытой Натальей Петровной входной вагонной двери, встав у самого края откидной площадки. Подумав еще секунд десять, я легким движением толкнул горящий фонарь в черную пропасть, но то, что произошло потом, не на шутку удивило абсолютно каждого из нас. Отлетев по инерции моего броска примерно на полметра или метр, фонарь привычно не полетел вниз, а… остался висеть в воздухе и медленно вращаться так, как это происходит только в настоящей невесомости.

На целую минуту мы все буквально застыли в оцепенении от такого поворота, глядя на медленно вращающийся в пустоте фонарь, но первым из нас пришел в себя Степаныч.

– Так, господа, это становится весьма и весьма интересным, – произнес он, тем самым вернув нас обратно в реальность.

– Может мы каким‑то чудом в космос попали? И вот вагоны наши тоже висят в невесомости, оказалось все просто! – каким‑то эйфоричным тоном произнес Геннадий.