Железнодорожный почтальон

По всему помещению котельной разносился специфический запах угля, который мне всегда нравился, с самого моего железнодорожного детства. Запах начал постепенно заполнять все помещения вагона, но сей факт никого не раздражал, наоборот, все понимали, что этот исключительно железнодорожный аромат исходит и печки, которая нагреет воду и позволит всем нам, наконец, отведать горячей пищи.

Примерно через час у нас был полный титан горячего кипятку, и мы, наконец, смогли вдоволь напиться чаю и поесть заварной лапши по‑корейски, которая в наших продуктовых запасах была в достаточном количестве.

Но, тем не менее, время неумолимо двигалось вперед, а мы так и не понимали, что же все‑таки с нами произошло и чего ждать дальше. Если мы попали в руки каких‑то злых сил, то уже пора было открыть причину нашего появления здесь и того, что от нас хотят. Если же это какая‑то случайность, как следствие природной аномалии, то в этом случае нам будет трудно что‑либо понять, если только самим не приступить к изучению такого необычного окружающего пространства, неизвестно кем созданного вокруг наших вагонов.

– Наталья Петровна, – обратился к ВПН Степаныч, когда мы закончили трапезу и пребывали в приподнятом настроении, мило беседуя на отвлеченные темы, будто ничего и не произошло, хотя повода для веселья особенно не было, – я вот тут подумал, давайте хотя бы попытаемся обследовать пространство вокруг вагонов. Что‑то нам надо делать, чтобы не просто сидеть, сложа руки…

– Каким образом? – спросила Наталья Петровна.

– Ну, например, один из нас будет «космонавтом», мы его привяжем к веревке, и он пустится парить в невесомости, при этом по возможности осмотрит пространство в разные стороны от вагонов, хотя бы на длину веревки, и нам расскажет, что увидел.

– Что могу сказать, друзья? Выходит, что очень темно – плохо, очень светло – тоже плохо… Похоже, здесь нет золотой середины… Для прогулки надо еще темные очки прихватить, потому что этот чертов яркий свет… – произнес я, словно уже согласился полетать в невесомом пространстве на коротком поводке.

– Веревку я принесу, она метров тридцать длиной, крепкая, у меня всегда в запасе лежит, – деловито произнес Степаныч.

– Что ж, тогда неси, я полечу, – вызвался Геннадий, – у меня как раз и темные очки имеются.

– Вообще‑то я хотел полетать, – возразил я приятелю.

– Ну что ж, если у нас два кандидата смельчака, то тогда тяните жребий! – шутливо проговорила Полина, глядя на меня взглядом, полным нежности и бесконечного доверия.

Так и быть, бросили монетку, и жребий выпал именно мне.

– Значит, так тому и быть, – сказал я, мысленно готовясь к путешествию на ту сторону, – давай, неси свою веревку, Виктор Степанович.

– Илья, будь осторожен, – подойдя ко мне, ласково произнесла Полина и нежно обняла меня, а я ей твердо пообещал быть предельно внимательным и осторожным.

 

Глава 8

 

Через несколько минут я уже стоял на откидной площадке входной двери вагона, крепко обвязанный за талию тонкой, но очень прочной явно синтетической веревкой, которую Степаныч всегда возил с собой на всякий случай. Вот он и наступил. Подойдя к самому краю вагонной площадки, я приготовился оттолкнуться от нее, взявшись за поручни, а мои коллеги все вместе взялись крепко держать конец веревки, чтобы я не мог вырваться и улететь очень далеко. Безусловно, риск того, что узел вдруг случайно развяжется, и я кану в бездну, у меня был и немалый, поэтому во время моего вояжа надо было успевать и осматривать территорию, и очень внимательно следить за удерживающим меня фалом, одновременно крепко держа обмотанную вокруг кулака веревку. На всякий случай…

– Илья, смотри, ты отлетаешь на полную длину веревки, осматриваешься, а потом кричишь нам или дергаешь за фал и мы тебя вытягиваем обратно, чтобы потом ты смог залететь в другую сторону, ясно? – пояснил мне электромонтер.

– Ясно, Степаныч! – коротко ответил я.

Что же, наконец, момент наступил, Геннадий с Виктором Степановичем пожелали мне удачи. Я надел темные очки, еще раз двумя резкими движениями руки дернул за обвязывающую меня веревку, проверяя ее крепость и надежность узла, и как можно резче оттолкнулся от площадки, махнув рукой мужикам, стоящим в тамбуре вагона и держащим в руках конец веревки. Когда я в полете отдалялся от вагона, меня тот час подхватило это приятное и уже знакомое чувство невесомости. Я решил для начала взять направление вперед от вагона и, пока летел, вертел головой в разные стороны, стараясь разглядеть хоть что‑нибудь в этом ярком свете, заполняющем все окружающее пространство. Спустя непродолжительное время меня вдруг резко отдернуло назад от того, что веревка вытянулась на полную длину, а значит, мой путь в эту сторону был закончен. Тогда я, как договаривались, крикнул коллегам, и уже через несколько секунд почувствовал, как меня начали тянуть обратно, но двигался я гораздо медленнее, чем когда летел в эту сторону. Попутно я снова вглядывался через темные очки в яркую белую пустоту в надежде найти хоть что‑то, способное прояснить ситуацию, но тщетно. Вскоре я заметил парящие в невесомости наши вагоны и стоящих на входе в тамбур моих коллег, что тянули веревку.

– Ну как? Что‑нибудь заметил? – спросил меня Степаныч, едва я оказался рядом с входом.

– Нет, ничего! Совсем ничего, только свет, яркий свет, бездна, полная света… – отвечал я, – и как знать, может быть, то же самое ждет меня и в других направлениях.

– Понятно, Илья, но я даже не знаю, что делать дальше, потому что еды у нас не так много, какое‑то время продержимся, а потом… И неизвестно, останется ли потом этот яркий свет или нашу бездну снова наполнит тьма…, – рассуждал Степаныч.

– Да, самое страшное это неизвестность, – задумчиво произнес Геннадий.

– Это точно, друг… и неизвестно, на Земле ли мы сейчас или где‑то в космосе, может быть, даже на другой планете, в каком‑нибудь инопланетном карантине… Ерунда все это… пока не узнаем, можно гадать бесконечно… – произнес я, готовясь к следующему вояжу, – ладно, мужики, держите крепко, я вверх попробую…

Я проделал то же самое и по направлению вверх, потом вниз от вагонов, но все оказалось безрезультатно, ничего я там не обнаружил, то есть вообще ничего, поэтому после окончания всех неудачных попыток, все мы вернулись обратно в вагон. После рассказа женщинам о нашей неудаче, по просьбе Натальи Петровны мы перешли сначала в зал для сортировки корреспонденции, а потом в кладовую, где все еще лежали недоставленные по назначению письма и посылки.

– Вот и все, коллеги! Как говорится, миссия не выполнена… – с оттенком печали произнесла Наталья Петровна, тоскливым взглядом осмотривая все эти почтовые залежи, которые теперь уже наверняка никогда не попадут в руки адресатов. Вся работа насмарку.