Железнодорожный почтальон

Вскоре я заметил, что поезд как обычно постепенно сбавляет ход, приближаясь к станции, в окне показались окраины города, дома, улицы, деревья, люди… Я смотрел на все это через зарешеченное окно двухстворчатых дверей кладовой, молча стоя там вместе со всей нашей бригадой в ожидании остановки. Издав все тот же громкий гудок, извещавший в данном случае о приближении к станции и призывающий к осторожности всех, кто мог находиться рядом с путями, локомотив протянул состав мимо здания вокзала с вывеской «Владимир» почти до самого края перрона, и когда поезд окончательно затормозил, мы открыли дверь. Тотчас после прибытия, к нашим вагонам подъехал знакомый трактор с прицепленными тележками и подошли работники местного железнодорожного почтамта. Началась выгрузка почты, и когда я вышел на заснеженный перрон, перетаскивая посылочные ящики, то заметил, что и в соседнем багажном вагоне происходит примерно то же самое. Закончив обмен почтой и багажом достаточно оперативно, коллеги со станции пожелали нам счастливого пути, трактор увез тележки с грузом, а мы в качестве знакомства обменялись парой ничего не значащих фраз с нашими соседями из бригады багажного. Для этого пришлось даже покричать, потому что двери наших вагонов были на значительном удалении друг от друга. Среди этих людей мне удалось разглядеть одну темноволосую женщину и троих мужчин, все примерно одного возраста, лет тридцать пять – сорок. Все они были в зимних шапках и одеты во что‑то похожее на утепленные желто‑серые рабочие спецовки, а женщина стояла в черном полушубке без головного убора, а на ногах у всех были валенки без калош. Мужчины, улыбнувшись и приветливо махнув нам рукой, зашли в вагон, а женщина задержалась еще на пару минут, чтобы докурить сигарету. Я решил воспользоваться моментом и успел выкрикнуть в прохладный зимний воздух.

– Соседка, как Вас звать‑величать?

– Полина Сергеевна я, Стрельцова, – улыбнувшись, крикнула она мне в ответ, а потом тут же добавила, бросая на перрон окурок и почти зайдя внутрь своего вагона, – ладно, мне пора, увидимся на следующей станции!

– Хорошо, до встречи! – крикнул я и помахал ей рукой, а она полностью скрылась за широким дверным проемом багажного вагона и с характерным тупым звуком изнутри закрыла большую дверь.

Я сделал то же самое, несмотря на то, что стоять поезд должен был еще минут десять. Так требовала инструкция, потому что почтовый груз это всегда чья‑нибудь собственность, чаще всего ценная, которую люди доверили почте для перевозки, и нельзя было допустить, чтобы кто‑то посторонний оказался рядом с открытыми дверьми вагона и потом бы что‑то пропало.

«Она сказала, „увидимся на следующей станции“, – думал я, возвращаясь в купе для отдыха, – но следующая крупная станция, где можно было снова обменяться несколькими фразами будет только в Балезино, судя по расписанию, даже в крупном городе Нижнем Новгороде стоит только десять минут. Ну что ж, подожду». Мне почему‑то просто хотелось еще раз поговорить с этой женщиной, хотя я видел ее издалека и не смог толком разглядеть даже черты ее лица. Разумеется, я совсем ничего не знал о ней, да и что можно знать о человеке, которого видишь первый раз в жизни и то мимолетно, но что‑то меня в ней привлекло, пока было не понятно, что именно, может быть ее приятный голос. Это, пожалуй, то немногое, что я мог пока знать о ней…

До станции Балезино, где расписанием предусмотрена долгая получасовая стоянка, поезд сделал две небольшие по времени остановки в Нижнем Новгороде и Кирове, но в данном рейсе на этих станциях обмена почты было немного, поэтому меня даже не приглашали помочь на погрузке. Однако вновь поступавшие к нам письма, мешок с которыми каждый раз приносил мне Геннадий в зал сортировки, мне удавалось в течение сорока минут разбирать по ячейкам согласно пунктам назначения корреспонденции.

Когда до Балезино оставалось около часа пути, мы принялись готовить к обмену почтовый груз, потому что там были не только письма и бандероли, но и посылки разных габаритов. В этом процессе приходилось принимать участие уже всем членам бригады, включая ВПН. Все было подготовлено вовремя, и после того, как почтовая сцепка из двух наших вагонов вместе с составом окончательно затормозила на перроне, двери кладовой были широко распахнуты. На этот раз обмен почтой происходил несколько дольше, почти двадцать минут, а когда мы с Геннадием и Степанычем загрузили полученную почту в вагон, обе створки грузовых дверей тут же были закрыты. Но перед этим я попросил Гену подождать меня у маленькой входной двери, чтобы я смог потом войти через нее обратно в вагон. Сам же решил хотя бы на несколько минут подойти к обитательнице багажного вагона Полине Сергеевне, заметив, что они закончили погрузку багажа, и она опять задумчиво стоит одна на перроне около входа в их вагон с зажатой между указательным и средним пальцами дымящей сигаретой.

– Доброго дня, Полина! – обратился я к женщине, подойдя к ней достаточно близко, чтобы не кричать.

– А, это Вы, – ответила она и слегка улыбнулась уголками рта, продолжая курить и смотреть в сторону в одну точку, – как рейс?

– Нормально, я вообще первый раз еду, только устроился, – продолжал я беседу, пытаясь как‑то наладить контакт, – а Вы сами сколько уже катаетесь на почтовых?

– Да лет восемь уже. Раньше года два поработала проводницей пассажирского, но обслуживание пассажиров меня вообще не привлекает, а здесь все по‑другому, – объяснила она с заметной грустинкой в голосе, делая вид, что не очень‑то ей и охота со мной разговаривать.

– Вы знаете, я тоже бы не пошел работать в пассажирские вагоны, в почтовом интереснее, и время свободное есть, да и вообще я люблю железную дорогу, можно в полной мере ощутить всю романтику…

– Я тоже люблю железку, иначе бы не пошла сюда, – уже немного веселее ответила Полина, выбросив окурок и впервые направив полноценный взгляд в мою сторону, – а Вы по профессии кто?

– Как это ни странно, я врач, окончил наш медицинский институт, но по специальности работал не слишком долго, жизнь вносила свои коррективы.

– Как же это Вас занесло в почтовую систему? – не без интереса спросила Полина, продолжая смотреть на меня почти в упор.

– Знаете, дорога длинная, как‑нибудь расскажу, хорошо? – произнес я, понимая, что эта тема требовала много времени для рассказа, а стоянка уже заканчивалась. Тут я где‑то вдалеке со стороны вокзала услышал голос диктора, объявившего отправление нашему пассажирскому поезду.

– Отправление дают, надо бежать, кстати, а Вас как зовут? – спросила она, подарив мне теперь уже радостную открытую улыбку и махнув рукой, а я только в этот самый момент понял, как привлекательна была эта женщина.

– Илья меня зовут… Илья… увидимся на остановках! – почти крикнул я, помахав женщине рукой, потому что в этот момент уже отдалился от нее, быстрым шагом возвращаясь в свой вагон, и едва успел запрыгнуть туда через открытую входную дверь, потому что поезд уже тронулся и начал набирать ход.

Я вернулся в купе для отдыха и решил отдохнуть, растянувшись на полке с блаженной улыбкой на лице и заложив руки за голову. Я понимал, что в моей душе что‑то происходит, но пока это ничего для меня не значило, но, как знать, возможно, именно сейчас в глубине моего «каменного» и «пустого» сердца зарождалось новое светлое чувство… как знать… как знать…

В купе зашел Геннадий и сообщил, что у нас сейчас есть время на отдых и чтобы перекусить, а потом надо готовить очередной обмен почты, на станциях Пермь и Екатеринбург поезд будет останавливаться в течение ночи с получасовыми стоянками, и тут важно не проспать. Но Наталья Петровна, нервная система которой годами закалялась в чередовании дневных и ночных смен в череде бесконечных почтовых рейсов, пообещала разбудить нас вовремя.