Зимний рыцарь. Сказки для барышень любого возраста

Избушка составила лапы поближе, чтобы я могла угнездиться между ними, обхватить руками колени и задуматься – а что, собственно, происходит? Почему я удрала, хотя никогда прежде наличие добра молодца в хижине меня не смущало? Почему мне так нравится звук его голоса? Почему растрепанные волосы вызывают желание взять расческу и причесать их, бережно укладывая каждую прядь? Или Рина права, и я просто соскучилась по мужскому присутствию в своей жизни, так как последний царевич появлялся в ней почти год назад?

Мысли сонно ползали, сталкивались и путались. Глаза слипались. Пришедший с ночной прогулки Баюн невероятно удивился, увидев меня между лапами избушки, пристроился рядом и заурчал колыбельную.

Уже потом, во сне, я ощутила, как меня подняли с земли и унесли в избушку.

А утром ноздри защекотал аромат дыма и жареной рыбы.

Отбросив одеяло и спрыгнув на пол, я заторопилась к окну. Над небольшим костерком на прутиках жарились два крупных леща. Иван внимательно следил за ними, иногда поворачивая. Баюн сидел рядом и не сводил с них взгляда.

– Слушай, кот, ты же сожрал одну рыбину! – удивился добрый молодец.

– Ма‑ало, – внятно сообщил кот. Я наскоро переплела косу и спустилась к мужчинам.

– Доброе утро. Иван, не обращай на него внимания. Баюн может сожрать все это, а потом потребовать добавки. Только кто же ему даст?

– Мра‑ак, – прокомментировал кот, задрал хвост и царственно удалился к лапам избушки, где и залег, продолжая внимательно смотреть на рыбу.

– А откуда лещи? Или в комплектацию охотника за невестами входит и рыболовный крючок? – весело поинтересовалась я.

– Рина поделилась, – просто сообщил Иван.

Неприятное чувство царапнуло по сердцу – как‑то слишком добра русалка к проезжему добру молодцу. Или это тоже действие из разряда «накорми, напои и подарками одари»?

С моей стороны раздача даров состоялась после завтрака.

– Вот, – протянула я Ивану моточек серых ниток. – Бросишь на землю и произнеси волшебные слова: «Покажи мне, клубочек, где суженая моя живет», и иди за ним.

– Полезная, должно быть, вещица, – пробормотал гость. – А как тебе его вернуть, Лиса?

Я опять отстраненно удивилась – обычно царевичи не заботились о возвращении волшебных артефактов, оставляя их себе, и приходилось наколдовывать новые.

– Найдешь невесту – опять брось на землю и скажи: «Возвращайся, откуда пришел». Клубочек сам ко мне прибежит.

– Вон оно как… – задумчиво проговорил Иван. – Ну что же, спасибо тебе, хозяюшка, за хлеб‑соль, за приют, за ласку да за подарки. Не поминай лихом.

Он задумчиво посмотрел на клубочек в своей ладони и неловко поклонился.

– До свидания, Лиса.

– Прощай, Иван. Доброго пути.

Я еще долго смотрела в лес, куда ушел добрый молодец, чтобы никогда не возвращаться.

Никогда продлилось три дня.

Возвращаясь из леса с полным лукошком земляники, я издалека услышала стук топора и заторопилась: это кто еще там осмелился хозяйничать или, того хуже, разбойничать в доме у бабы‑яги?

Иван, раздевшись по пояс, с молодецким уханьем рубил дрова, складывая их в аккуратную поленницу.

– А как там поживает невеста? – только и смогла поинтересоваться я, прислоняясь к крылечку – почему‑то не держали ноги. Баюн, разлегшийся на пороге и подставляющий солнцу набитое пузо, недовольно мявкнул и прикрыл глаза.

– Живет как жила, – спокойно ответил гость, беря следующее полешко. – Она ждала столько времени, может и еще подождать. Я не мог просто так уйти и оставить тебя в такой разрухе.

– Какой разрухе? – праведно возмутилась я. Иван выпрямился и начал загибать по одному пальцы:

– Дверь покосилась, ставни слетели, пол ходуном ходит, крыльцо прогнило. Топор – и тот слетел с топорища. – Он покрутил перед моим носом сжатым кулаком и веско закончил: – Починю – тогда и пойду свое счастье искать.

Гость в очередной раз размахнулся починенным топором, и расколотое полено развалилось надвое. Я молча поднялась в избу доставать чугунок и варить щи: мужчину в доме требовалось кормить, и отнюдь не земляникой.

Иван оставался у меня все лето. Он поправил дверь, навесил ставни, починил крыльцо, переложил пол и заново перекрыл крышу. Избушка словно приосанилась и сбросила с себя пару сотен лет.

Рина с гордостью хвасталась резным гребнем, подаренным ей Иваном, и снабжала его лучшей рыбой. Деревенские бабы и девицы, приходившие за мазями от золотухи и приворотными зельями в обмен на яйца, молоко и сметану, стали наряжаться в лучшие платки и забегать почаще. Баюн теперь по вечерам разваливался на лавке и сыто мурлыкал – сметаны ему доставалось значительно больше, чем раньше.

А я… я привыкла к Ивану. Привыкла к надежному и сильному мужчине в доме. Тому, что больше ничего не ломается, не падает и не отлетает. Тому, что готовить приходилось гораздо больше. Тому, как щемящее замирает сердце, когда взгляд падает на знакомые темные волосы и могучие руки. Привыкла к нашим ежедневным посиделкам, когда гаснут багровые оттенки заката, и из глубин леса мягкой неслышной походкой подкрадывается ночь.

Мы могли просто сидеть молча, слушая вечернюю перебранку лесных пичуг и басовитое уханье совы. А могли говорить – говорить обо всем. О его детстве, жизни в городе, младших братьях, красавице сестре, в прошлом году вышедшей замуж и теперь носящей под сердцем дитя. О лесе, полянках земляники, семейке ежей, нашедших приют под корнями вывороченной ели, лебединой паре в камышах и повредившей ногу косуле. О том, как я появилась в избушке на курьих ножках – об этом больше никто не знал, кроме бабули‑ягули.

Как меня то ли оставили в лесу, то ли потеряли – баба‑яга нашла в чащобе трех‑четырехлетнюю девочку в одной рубашонке, и все, что удалось у меня узнать – только имя. Видимо, меня назвали Василисой, но от страха и по малолетству я сократила это до Лисы. А может, и нет, и меня так звали на самом деле. Узнать истину уже невозможно.

Как баба‑яга оставила малышку у себя и научила ее всему, что знала сама. Как однажды уже выросшая девушка вернулась домой с полной корзиной груздей, а избушка пуста, и кот на все вопросы отвечает только: «Му‑ур‑шла.»

Я привыкла к постоянному желанию прижаться к мужскому крепкому телу и сидеть так, не двигаясь. Желанию провести пальцами по бугрившимся мускулам и шраму на плече, оставшимся после встречи с рысью. Привыкла к незнакомому, тревожащему мужскому запаху. К смешинке в темных глазах. К теплому взгляду, окатывающему меня нежной волной.

Привыкла, хотя и понимала, что нельзя.

С реки начали наползать серые туманы. Утром на травяных стеблях висели крупные бусины росы. На пеньках полезли дружные семейки опят. Лебеди из камышей поставили лебедят на крыло и собирались в дальний путь.

Мы оба понимали, что Ивану пора уходить, но он откладывал это изо дня в день, все время находя какие‑то незавершенные мелочи.