A.S.Y.L.U.M: Дети Сатурна
– Туалетная? Пожалуйста. У меня в рюкзаке большой запас.
– Разрешение на въезд.
– У меня было приглашение от Дома Хаоса, вы же видели. Только оно сгорело на ваших глазах. Не в прямом смысле, слава Богу.
– Значит, не положено.
– Послушайте, – примирительно вскинула руки Настенька. – Вы же сами понимаете, что случайный человек сюда не попадёт. Я вспомнила про существование Кальхинора в чрезвычайной ситуации, когда мне едва не переломали все кости. Видите? Эта метка на моей руке проступала всё яснее по мере приближения к этому месту. Да человек, которому бы я рассказала про свои видения и который захотел бы пойти вслед за мной, просто не вышел бы на нужной станции – весь поезд будто в летаргический сон впал. Представитель Дома Хаоса лично отправился в Петербург по мою душу! Может, мы поступимся всеми этими малозначительными формальностями?
Девушка улыбнулась самым ласковым образом.
– Не положено, – гласил ответ.
– Подумайте сами, – старательно изображая рафинированное миролюбие, продолжила Настасья. – Не моя вина, что ваши приглашения загораются, словно китайский пластик, и улетают на юг, будто стая обезумевших голубей. Заметили, как ваши ворота любезно харкнули в меня конвертом?
– Бумага – всему голова, – расщедрился на ответ скупой рыцарь.
– И где вы мне предлагаете достать эту бумагу? – натурально уже вскипела Настенька.
– Не положено без бумаги.
Девушка чертыхнулась, развернулась на пятках и плюнула себе под ноги. Отойдя на пару шагов и демонстративно открыв свой рюкзак, она достала рулон туалетной бумаги, ручку и написала: «Я, Касьянова Анастасия Сергеевна, разрешаю себе войти в ворота, охраняемые теми, кто читает документ. 12 сентября 2017 года. Подпись».
– Такая бумага вам пойдёт? – спросила брюнетка, готовясь броситься в бой, как бык на корриде.
Один из рыцарей внимательно изучил документ.
– Нет.
– Почему? Отличная же бумага. Читайте сами: «однослойная, с тиснением, без перфорации».
– Печати нету.
Настя издала вопль пронзённого стрелой папуаса и вернулась к рюкзаку, своему боевому товарищу. Решение было найдено мгновенно: девушка распотрошила ручку, взломала стержень и измазала документ чернилами, попытавшись придать созвездию клякс подобие цельного рисунка.
Документ в новой редакции был пристально изучен высоким рыцарем.
– Вы не можете выписать пропуск сами себе. Он должен исходить от вышестоящего лица.
– Какого?! – взбеленилась Настасья.
– Вышестоящего.
– То есть стоящего выше меня. Хорошо. Будет вам вышестоящее лицо.
Девушка оставила ботинки на земле и отважно вскарабкалась на плечи великана. Прислонившись к воротам и с трудом удерживая равновесие, она накарябала реанимированной ручкой: «Я, персона, стоящая гораздо выше, чем имеет привычку стоять Касьянова Анастасия Сергеевна, разрешаю ей войти в ворота, которые охраняются лицами, читающие данный документ».
– Другое дело, – просияли лица рыцарей.
Ворота сами собой распахнулись – надо сказать, это действо сопровождалось чудовищным треском, переходившим в ритмичную мелодию. Поспешно натянув рюкзак, Касьянова вошла в город.
– Добро пожаловать в Кальхинор, – угодило ей в спину приветствие рыцарей, заигравших на трубе какой‑то чудовищный мотив.
Глава 3. Знакомство с Дейтом
Тот город, что находился за каменными стенами, утопал в цветах. Казалось, именно они и являлись главными жителями этого места. Пространство между домами, которое в привычных Настасье населённых пунктах служило для перемещения, здесь поросло травой невиданных оттенков, от приглушённо‑малахитового до экспрессивно‑фиолетового. На дорогах – россыпи бутонов, а тропинка для пешеходов еле‑еле пробивалась сбоку от цветочной гущи, тоненьким голосочком заявляя своё право на существование.
Сколько Настя ни приглядывалась, так и не смогла идентифицировать растения: чем‑то они напоминали наши, но не до конца, всегда с какими‑то отклонениями. Жёлтые цветы, которые поначалу казались тюльпанами, источали освежающе‑сладкий аромат, напоминавший припудренную ванилью хвою. Внутри бутона таилось нечто, похожее на белую, застывшую в сахаре пчелу.
На окраине дорог предпочитали произрастать красноватые цветы, похожие на маки, но с ромбом в сердце бутона, выкрашенным в разноцветную полоску, – сначала фиолетовую, потом белую, голубую, зелёную и жёлтую. Пахли эти низковатые – по здешним меркам – цветы смесью подсолнечного масла и жжёной пластмассы.
В глубине зарослей встречались оазисы белых цветов со сложным рисунком лепестков, точно разукрашенных фиолетовыми разводами; временами нахалы выплёвывали в пространство фонтаны массивной золотой пыльцы, пахшей исключительно приятно. Настасья попыталась, но не смогла соотнести этот запах с чем‑то, что она знала в своём мире.
Касьянову особенно забавляли одиночки оранжевого цвета, которые при малейшем воздействии издавали звон, подобный лопнувшей гитарной струне. Рядом, словно мелкие опята, всегда произрастали хрупкие бирюзовые лютики, на ощупь напоминавшие морскую гальку.
Видов цветов этих странных было мерено‑немерено, но не это нашу Настеньку удивляло. А удивляло её то, что дома в этом городе, довольно небрежно раскиданные, были обиты мягчайшем плюшем… снаружи. Углы совсем мягкие – прислоняйся да засыпай. Выглядели они как игрушечные хрущёвки, а что там было внутри – пёс его знает. Входные двери были заколочены, на стук никто не отвечал, а Касьянова была не из тех людей, кто насильно в гости напрашивается.
Единственным её спутником стала огромная собака с длинной шерстью каштанового отлива; невесть откуда она взялась, да так и ходила за девушкой, как приклеенная, тревожно заглядывая в глаза, будто хотела сказать что‑то очень важное. Настя делилась с нею едой из своего рюкзака и растерянно оглядывалась по сторонам, ища хозяина своей новой подруги.
Небо в этом месте было умопомрачительно желтым, а над самыми крышами домов, точно огромное яблоко, нависало красно‑оранжевое солнце. Днём город словно вымирал; приход ночи знаменовался тем, что солнце как будто пожирало само себя, потихоньку растворяясь в пространстве. Небеса окрашивались в тёмно‑синие тона, по ним рассыпались звёзды – такие, как Касьянова рисовала в детстве: яркие, жёлтые, строго пятиконечные. Они светили, точно тысячи маленьких прожекторов, и ночью в городе было даже светлее, чем днём.