A.S.Y.L.U.M: Дети Сатурна

И, махнув рукой, женщина отвернулась, чтобы снова взяться за грядки. Настю моментально уволокли с глаз долой и передали в руки мужчин, что первыми встретили её в Аримане.

– Это высокая честь, – многозначительно сказал меланхоличный блондин. – Не подкачай.

– Не подкачаю, даже не просите, – заверила его Настасья. – Руки у меня хилые; никогда не могла себе ничего подкачать, ни пресс, ни колесо лопнувшее… А что я, собственно, должна сделать?

– Тебе нужно как можно быстрее… – открыл было рот его коллега, но блондин шикнул на него так, что слова застряли у бедолаги в горле.

– Ты сама почувствуешь, когда настанет твой час, – с пафосом заявил бледный рыцарь. – Это важная миссия. Ещё никому не удалось её избежать.

Касьянова немного расслабилась. В хаосе, окружавшем её в последнее время, начали проступать контуры и очертания. Итак, неизвестная миссия привела её в это место, ощущения не подвели девушку. Осталось лишь понять, что нужно сделать; однако сколько брюнетка ни пыталась вытянуть подробности у охранников, те не отвечали – замкнулись в себе, словно обидчивые моллюски. В итоге, Настя решила довериться потоку и смотреть по ситуации. Так началась её длинная прогулка по Ариману.

 

Глава 5. В карцер

 

Они бродили дней пять, так что Настя полностью исследовала город, заглянула в самые укромные его закутки. Картина везде была одинаковая: всё те же сияющие торжественной белизной здания, утопавшие в липкой грязи, всё те же редкие прохожие, пробегающие по мраморной кайме домов или еле‑еле тащившиеся по колено в грязевой трясине. Порою Насте удавалось изучить внутренности построек, но ничего интересного из этих вылазок глаза её не вынесли: потроха домов сплошь и рядом были идентичными.

Комнаты, обложенные светло‑бежевыми досками, смотрелись чистенько и аккуратненько: самый минимум мебели, разного рода мелочи и бытовые примочки, всё сделано со вкусом. Удивляли всевозможных размеров кадки с водой, которые были в изобилии расставлены по углам, полкам, подоконникам; Настя не раз видела, как люди омывают в них то руки, то шею, а то и вовсе залазят по самый пояс и начинают рьяно скрести всё тело.

Она вообще часто наблюдала, как ариманцы драят полы или начищают до блеска мраморные фасады своих домов; такая маниакальная тяга к опрятности у людей, живущих в океане грязи и зачастую ходящих в заляпанной одежде (да такой, что нечистоты засыхали и начинали отваливаться кусками), казалась ей предельно странной.

Стражники предоставляли девушке полную свободу; они заметно напрягались только тогда, когда к Касьяновой приближался кто‑то из прохожих или когда она подходила чересчур близко к какому‑нибудь дому. Впрочем, жители Аримана и не думали терзать Анастасию расспросами: одаривая её взглядами, полными искреннего интереса, они всё же чурались пришелицы, точно та принесла с собой грозный вирус.

Поначалу Касьянова с энтузиазмом брела по грязи, будто колумбова эскадрилья, жаждущая поскорее причалить к заветным землям. День на третий вся эта котовасия стала её раздражать: во‑первых, охранники и не думали проводить никаких экскурсий, разъяснять ситуацию, а только мрачно зыркали из‑под косматых бровей. Во‑вторых, пейзажи Аримана навевали удивительную тоску. Насте всё больше начинало казаться, что город создавал ленивый дизайнер, чьими любимыми командами были Ctrl + C и Ctrl +V. То тут, то там вместо домов зияли дыры, немного нарушая цельную картину. Так выглядит ровный ряд зубов, из которого изъяли белоснежного красавца. Насте казалось странным, что пустынное пространство никак не используют: вот один дом, вот другой, между ними – ровное поле из грязи, и больше ничего.

Лишь несколько вещей выбивались из общей картины. На второй день молчаливая процессия очутилась на площади – единственном месте Аримана, не погребённом под грязью. Плитка здесь напоминала ту, что устилала дороги элитной части города, где обитала Ари и где Настя всё чаще блуждала в своих мыслях. На третьем этаже каждый новый час тёк медленнее предыдущего, и девушка всё больше уставала от тягучего, замшелого, бесконечного однообразия вокруг. Однако зрелище чего‑то нового взбодрило её чувства.

Живо вскочив на необычную мраморную платформу, Касьянова поспешила к центру площади, оставляя за собой жирные следы грязи. Тут возвышалось удивительное дерево: высокое, рельефное, толстое, будто баобаб, – оно походило на прижимистого скрягу, простёршего свои руки над городом. Его крючковатые ветви образовывали над площадью своеобразный купол; ярко‑алые листья неспешно слетали на землю, и казалось, будто дерево роняет в тишине кровавые слёзы.

Присмотревшись повнимательнее, Касьянова увидела нечто, заставившее её сердце замереть от ужаса. В дерево как будто врос человек: наружу выступала лишь правая половина его тела; глаз безразлично уставился в пустоту, рука и нога не шевелились. Настя робко попробовала заговорить с мужчиной, но с тем же успехом она могла бы обращаться к плитке под ногами. Обойдя дерево кругом, девушка насчитала ещё три таких человека. Среди них была женщина в полуистлевшем синем рубище, которая даже что‑то промычала в ответ на реплики Касьяновой.

Настасья принялась порывисто расспрашивать сопровождающих, в чём дело, но бомбы из взволнованных реплик не смогли пробить брешь в глухой обороне её невольных стражников. Чем больше девушка находилась на площади, тем страшнее ей становилось. Потеряв надежду помочь этим людям и так и не выяснив правды, она отправилась дальше, в своё бесконечное утомительное странствие.

Чуть позже случилась вещь, которая Касьянову даже позабавила. Утром третьего дня девушка, сильно испугавшись, увидела ноги, торчащие из грязи. Толстые, коротенькие, забавненькие ножки напоминали баварские сосиски и были обуты в башмаки с грубой подошвой и большой металлической пряжкой. Такие могли носить, пожалуй, в XVIII веке. На ассоциации с этим столетием Настасью выводили некогда белоснежные чулки и угольно‑чёрные кюлоты. Надо сказать, увязший в грязи мужчина со своим обширным, расползшимся по грязи брюхом являл собой разительный контраст с остальными мужчинами города, которых доводилось видеть брюнетке. Те бедолаги были тощими, чахлыми и забитыми на фоне относительно крепких женщин; попались ей на глаза даже несколько дородных, пышущих силой матрон.

Касьянова бросилась вытаскивать недотёпу, но, сколько ни корёжилась и ни пыхтела, не сдвинула его и на дюйм. На её гневные крики и просьбы о помощи никто не откликнулся; охранники стояли и буравили скучающими взорами небо. Пропыхтев так с десяток минут, Настасья сложила оружие и, вступивши в гневные дебаты с негодяйкой‑совестью, отправилась дальше. Похожую картину ей довелось увидеть и утром следующего дня: только ноги да прилегающие к ним филейные прелести были узкими, тонкими, и торчали они из стены дома. Нижняя часть торса была облачена в некое подобие охотничьего костюма.

Уже к концу третьего дня Касьянова начала выказывать открытое раздражение. Негодование её ещё больше усиливалось от того, что ради ночёвки стражники, выбрав дом, выгоняли всех его жителей на улицу, и девушке становилась неловко перед покорными хозяевами, безропотно сносившими все окрики и тычки. Впрочем, и среди охранников чувствовалось медленно растущее недоумение: они беспокойно переглядывались между собой, как бы вопрошая друг друга, что же делать дальше.