A.S.Y.L.U.M: Дети Сатурна

Стражник тут же кинулся ей помогать, в два счёта вбил гвоздь и водрузил на него аляповатый пейзажик. Ари удовлетворенно вздохнула, тепло поблагодарила мужчину и сделала ему знак удалиться, после чего оккупировала своё любимое кресло.

Касьянова осталась стоять.

– Садись, садись. Да что же ты? Садись! – сказала блондинка, чуть угрожающе повышая голос. – Я два раза не повторяю.

– Спасибо, насиделась уже, – отчеканила девушка, гордо поджав губы.

– Ах, что же ты! – рассмеялась Ари. – Ты обиделась на меня, Настенька? Полноте дуться‑то. Это была вынужденная мера. Я знаю, с тобой прекрасно обращались. Как там у вас, на Большой Земле, говорят? Бог терпел и нам велел.

– Но я не господь Бог.

– Нашла чем гордиться, – фыркнула градоначальница. – Забудем всё.

Она вцепилась в брюнетку привычным изучающим взглядом, но сейчас в нём сквозило меньше скрытой угрозы и больше пристального интереса.

– Как вообще дела твои? – начала покачиваться в кресле Ари. – Расскажи мне о себе. Как росла, чем увлекаешься?

– Я не намерена вести беспредметных бесед.

– Что же, – ответила хозяйка города, раскачиваясь чуть сильнее. – Я и сама не люблю переливать из пустого в порожнее.

Блондинка вскочила на ноги и начала порывисто расхаживать по кабинету, любовно разглядывая акварели. Внезапно Ари обернулась и с приободряющей улыбкой спросила:

– Разве тебе хочется меня убить?

– Нет, что вы! – взволнованно ответила Настя. – Клянусь, у меня в жизни не было таких мыслей, даже когда вы… Так меня из‑за этого в карцер отправили?

– Нет, что ты, что ты, – махнула рукой женщина. – То была простая предосторожность. Надо же было куда‑нибудь тебя деть… Я вот что имею в виду.

Точным и выверенным движением, словно ювелирных дел мастер, Ари достала из кармана белый конвертик с металлически‑синими разводами. Протянула его девушке – та живо схватила конверт и извлекла на свет записку. На ощупь материал походил на ткань со сложной канвой.

«Драгоценная моя Аримат!

Не беспокойся. Предоставь ей безграничную свободу. Молча наблюдай и ни во что не вмешивайся. Даже если она захочет убить тебя, взорвать твой город или пойти войной на керков – не предпринимай никаких шагов. Послушай меня, дорогая. Сделай так, как я говорю, и Настя послужит великому делу Света.

Навечно твой,

Эйхарт».

Представьте себе яростную предгрозовую тучу: мрачную, клубящуюся, похожую на осьминога, выпускающего в пространство тонны чернильных пятен. Эта опасность нависла прямо над вами; ещё мгновение – и ударит ливень, и расхохочется гром, и пробьёт землю гроза. Однако туча что‑то медлит, будто размышляет. Стоите вы в нерешительности, не спуская с тёмного котла встревоженных глаз, и понуро ожидаете, когда дьявольское варево опрокинется на вашу многострадальную голову.

Вот такая картина промелькнула перед глазами Анастасии, когда все слова сложились в единую смысловую конструкцию. Девушка с недоумением перечитывала записку, ещё и ещё, однако значение текста оставалось пугающим и неясным, как та самая предгрозовая туча. Касьянова всё так же не понимала, в какой момент на неё обрушатся хляби небесные, и покажется ли ей бездушный карцер райским местечком после столь вопиющих заявлений.

Блондинка украдкой поглядывала на недоумевающее лицо своей пленницы, довольно поглаживая подбородок.

– Я не знаю, что бы это могло значить, – сбивающимся от волнения голосом начала Касьянова. – У меня нет никаких деструктивных прожектов. Акту вандализма я предпочту акт театральный, так‑то. Да я осмотреться толком в вашем городе не успела! Это место не вызывает у меня вообще никаких эмоций, если честно, только недоумение и скуку. Не то чтобы я поклонница Махавиры, однако мне не доводилось убивать никого серьёзнее мухи. Напоследок: не сказала бы, что испытываю желание служить великим делам Света. Конечно, чисто абстрактно я не против, но не при таких же условиях! И, если верить Барсику, сюда меня призвал Дом Хаоса, а хаос и свет – две вещи несовместные, как мне думается.

Ари тяжело вздохнула.

– Я буду честна с тобой, Настя. У меня нет оснований не доверять тебе: ты выглядишь искренней. Но… Вот как обстоят дела. Ариман тщательно охраняется от внешних воздействий. У нас тут своя атмосфера, знаешь ли, и чужаков мы не жалуем. Жители Дейта, хвала мирозданию, гостить у нас не стремятся, а въезд с нижних этажей запрещён. Очень редко, в экстраординарных случаях, к нам спускается представитель Большой Земли – внешнего мира, я имею в виду. За последние триста лет таких чужаков было всего семь. Мы не трогаем их, потому что одна стародавняя легенда гласит… ох уж эта стихотворная форма… В общем, смысл её таков, что иноземцы, пришедшие из‑за стены, принадлежат Кальхинору. Там как‑то так: «Красавец прорастаёт в клетки лёгких; игривыми пузырьками бежит по кровяному руслу ребёнок; один – сердце Кальхинора, десять мелких – его пальцы»… Я присмотрелась к первому незнакомцу – это было чуть больше трёхсот лет назад – он походил, походил, да запрыгнул в грязь лицом. Только ноги и остались торчать. Что же, пусть себе торчит – мне нисколечко не жалко. Второй появился лет через тридцать. Курил, как лошадь, ходил и нюхал воздух – а потом как кинулся в стену, да и врос в неё. Целый век никого не было ни видно, ни слышно. А потом за пятнадцать лет сразу четверо пожаловали – ты видела их в дереве. Мои соратники тогда как раз откопали очень древний манускрипт, там было: «Глубоко взволнован Кальхинор; он рад новым спутникам, легко и радостно дышит. Древо Жизни тоскует, мечтая о новых соках. Поглощение прекрасное состоится». И знаешь, правда как‑то стало свободнее дышать. Совсем недавно, семнадцать лет назад, заглянул на огонёк один долговязый чудак – да пропал. Посреди бела дня как в воздухе растворился. Мы искали его, долго искали, но он как в бездну сгинул, чёрт бы его подрал. А потом появилась ты.

– И вы безжалостно смотрели, – сглотнула комок в горле Настя, – как я отправлюсь куда‑то врастать? Как превращусь в пень? Как проведу остаток жизни мордой в грязи?

– Ты же человек, – махнула рукой женщина. – Проблема не в этом. Проблема как раз в том, что врастать ты никуда не хочешь.

Повисла неловкая пауза.

– Понимаешь, те, остальные, врастали почти мгновенно. Самый стойкий – тот, что в дереве – продержался дня три. И только потому, что нашёл дерево не сразу. Как только пришельцы видели своё место, они тут же теряли разум. Бросались в омут с головой. Остановить их – даже если бы у нас возникло такое желание – было невозможно. А тут – ты.

Наступившая тишина была ещё мучительнее предыдущей.

– И что мне прикажешь с тобой делать? – деловито поинтересовалась Ари, взяв в руки карандаш и принимаясь постукивать им по столу.