Абандон 2

– Коллеги, – Майкл подошёл совершенно бесшумно, и я подпрыгнул от его голоса за спиной, – вы первыми дежурите, верно?

– Ага, – кивнул я, – всё верно.

– Пойдёмте со мной, я объясню, как у нас внутренняя связь устроена. Научу пользоваться рацией, – сказал Майкл, и добавил: – vous parlez français?

– Же не манс па сис жур! – автоматически ответил я и виновато улыбнулся.

Майкл обескуражено опустил уголки губ.

– Не понимаю, – сказал он, – почему русские, которые не владеют французским, сразу пытаются сообщить, что они не ели шесть дней?

– Мне от родителей досталось, – честно признался я; и действительно – мало кто из парней моего возраста смотрел оригинальный фильм, не говоря о книге.

Майкл посмотрел на меня немного затравлено. Но ничего не ответил на мою реплику. Видимо, решил не связываться.

– Это портативная станция «Айком», – вместо этого сказал он, продемонстрировав рацию, – она уже настроена на нужный канал. На передней панели никакие кнопки трогать не надо. Громкость вот, – он покрутил энкодер на верхней панели, рядом с антенной, – только осторожнее, не выключите случайно.

– Хорошо, – кивнул я.

– Я предупрежу, что вы говорите по‑русски и по‑английски, – продолжал Майкл, – чтобы не было недоразумений.

– Спасибо, – кивнул я.

Мы сидели в углу центрального зала, за маленьким столом, возле заколоченного окна. Тут поставили небольшую ширму, чтобы отделить пост от основного помещения. Разумно – ведь спать предполагалось именно здесь, в спальных мешках на полу, всем вместе. Рация стояла на подоконнике – видимо, тут был лучший приём.

– А когда выходить на связь? – спросила Соня.

Майкл уже набрал в лёгкие воздух, чтобы ответить, но тут из‑за ширмы вышел Александр.

– Если случится что‑то неожиданное, о чём следует предупредить остальных, – сказал он, – ребят, не очень хорошие новости из Конакри. В городе чрезвычайная ситуация. Правительство запросило экстренной помощи ООН. Многочисленные жертвы, город в руинах. Аэропорт разрушен, полоса не сможет принимать самолёты минимум неделю, ни в каком режиме. Я обо всём доложил. Руководство в курсе, будет прорабатывать альтернативную логистику после того, как шторм пройдёт.

– Ясно, – вздохнул я, – спасибо, что сообщили.

Александр кивнул и вышел из‑за ширмы.

– Слушайте, а у нас есть какой‑то позывной? – спросила Соня, – ну, там, Вершина? Или Замок?

Майкл посмотрел на меня, будто решая: это шутка или она всерьёз? Я не стал ему подыгрывать, сохраняя «покерное лицо».

– Мы не на войне, – наконец, ответил боевик, позволив себе лёгкую улыбку, – наш позывной – «административный корпус».

 

Когда мы заняли пост возле рации, никто ещё и не думал спать. Кто‑то решил устроить поздний ужин из консервов, кто‑то работал на ноутбуке. Боевики, кажется, смотрели какой‑то фильм на смартфоне, все втроём. Да, при таком отношении генератор придётся включить раньше, чем, возможно, рассчитывал Александр… впрочем, никто ведь не запрещал этого делать. И, кажется, я понимал, почему.

Пока ветер завывает где‑то там, за укреплёнными стенами, а тут, внутри, в маленьком мирке, который мы сами себе создали, продолжается привычная жизнь – звучат диалоги из фильма, кто‑то шуршит на клавиатуре – то вроде как не страшно. Наоборот, даже как‑то по‑особенному уютно.

Но минуты шли, складываясь в часы, и народ потихоньку расходился по спальникам. И, наконец, единственным источником света внутри стал служить наш фонарик, луч которого мы направили на ближайшее заколоченное окно – чтобы нам было достаточно светло, но при этом не мешать спящим.

Где‑то в начале двенадцатого ожила рация. Взволнованный голос что‑то прохрипел по‑французски. Я сделал громкость чуть меньше – в наступившей тишине голоса звучали преувеличено громко. Да и остальных будить не хотелось. Спустя несколько секунд этому голосу ответил другой. Потом снова всё стихло.

– И что это было? – спросила Соня шёпотом.

– Понятия не имею, – я пожал плечами, тоже переходя на шёпот, – раз на французском, значит, не нам. Пускай сами разбираются.

Особенно сильный порыв ветра ударил в здание. Что‑то заскрипело, но защита окон держалась прочно. Внутренний щит даже не шелохнулся.

– Я тут подумала, – сказала Соня, – а как мы утром мыться будем? Если электричество вырубили, насосы, наверное, тоже, да?

– Скорее всего, – кивнул я.

– Ну блин, – Соня разочарованно вздохнула, – надо было помыться, а я не успела. Опять эти влажные салфетки…

– Зато в безопасности! – Оптимистично заметил я.

– А что, если канализация тоже не работает? – На лице Сони отразился настоящий испуг, – и нам придётся ходить тут?

– Ну, не нагнетай, – ответил я, – думаю, тут что‑то вроде автономного септика. То есть ёмкости накопители под землёй. Они вряд ли пострадают. А для работы канализации электричество не нужно.

Тут снаружи, сквозь непрекращающееся завывание ветра, до нас донёсся какой‑то резкий, громкий звук. Он не был похож на обычный гром – слишком глухой и какой‑то объёмный.

– Что это, Арти? – спросила Соня.

– Не знаю, – ответил я, стараясь сохранять спокойный тон.

– На гром не похоже… да?

И в этот момент звук повторился. Теперь заметно ближе. Я даже почувствовал, как пол под нами завибрировал. У меня даже комок к горлу подкатил.

– Ох… – выдохнула Соня.

В этот момент снова ожила рация. Сначала говорили по‑французски. Потом говоривший поменялся, и кто‑то обратился по‑русски:

– Административный корпус складу.

– Арти, это мы! – возбуждённо сказала Соня и потянулась к рации.

– Дай я, – мне было ближе, и я схватил аппарат первым. Нажал тангенту.

– Административный на связи, приём, – произнёс я.

– Как обстановка?

– Всё в норме. Слышали два необычных сильных звука.