Адские чары

– Ах, барышня дорогая, что мы с вами наделали! Ведь мы с дьяволом связались. А теперь я вижу, что в Викентия‑то нечистый вселился. Боюсь я его. Подчас он становится такой злющий да страшный, и запах от него идет такой нехороший! Я его почитай что разлюбила. Ничего я больше не хочу, как только от него отделаться. Потому у меня есть другой. Желанный, богатый и…

Кира от души расхохоталась:

– Но если ты не любишь больше Викентия, то отчего же ты не сходишь к Малейнен? Она тебе его сосватала, она же тебя избавит от него. Ну, а кто же такой этот новый твой желанный? Однако быстро же ты шагаешь!

– Ах, не смейтесь, барышня, не до смеху мне, – грустно заметила Настя. – Была я уж у Малейнен, да вот беда: старухи‑то и след простыл. Старый Матвей сказывал, что будто полиция начала ее теснить, вот она в три дня пожитки свои уложила – да и была такова. А куда она уехала, никому не известно. Деньжищ‑то у нее куры не клюют. Только, слышно, она говорила, что через год либо два непременно вернется – когда, значит, об ней позабудется. А теперь‑то и нет ее, а что делать, я и ума не приложу. Новый жених мой такой нежный, добрый да ласковый. Он у Алексея Аркадьевича в дому старшим дворником, как вы меня с вещами на новую квартиру посылали, а на этих днях он сам сватал меня. Сказывала я ему, что, мол, просватана, а Иван Петрович, это он‑то, в глаза мне только рассмеялся да и говорит: «Пока “Исаия, ликуй” не споют, всякого жениха можно сменить».

– Разумеется. Раз ты разлюбила Викентия, так он не может тебя принудить выйти за него замуж.

– То‑то и оно, что он силком хочет меня за себя взять и свадьбу на январь назначил, а мне грозился, что зарежет, как куренка, ежели я его обману. Ужасть, как я его боюсь – он теперь ровно тигр лютый! – с рыданиями закончила Настя.

Через некоторое время она решительно объявила барышне, что спровадила Викентия и обручилась с дворником – Настя была очень воинственно настроена и радовалась тому, что покончила с нечистым, как она прозвала первого жениха.

Два дня спустя, часов около десяти вечера, Нагорские и Басаргин кончили пить чай, как вдруг из кухни донеслись шум и крики.

Дамы в испуге вскочили, а через минуту в столовую влетели кухарка и портниха. Обе они, мертвенно‑бледные от ужаса, размахивая руками, кинулись к генеральше.

– Убил!.. Убил!.. – вопили они.

– Кто кого убил? – спросила испуганная Нагорская.

– Викентий… Настю убил! – прокричала кухарка.

Кира еще раньше, не дожидаясь ответа, бросилась в кухню, а мать и жених последовали за ней. Страшная картина представилась их глазам.

На полу ничком в луже крови лежала Настя, дверь на черную лестницу была открыта настежь, а на площадке дворник и еще кто‑то держали бледного, как мертвец, человека. Он был взъерошен, растерзан, глаза точно налиты кровью, и на него страшно было смотреть: платье и руки в крови. Это и был лакей из трактира. Увидав господ, он дико крикнул:

– Зачем она меня обманула?! В Сибирь поеду.

Кира упала в обморок.

Придя в себя, она увидела, что лежит на диване в кабинете. Мать терла ей одеколоном виски и руки, Алексей Аркадьевич, нагнувшись над ней, давал нюхать английскую соль.

– Ах, дорогая, как ты нас напугала, – сказала генеральша, целуя дочь. – Твои нервы не выдержали этого ужасного зрелища.

– Настя убита?.. Какое чудовище этот Викентий, – пробормотала с дрожью в голосе Кира.

– Нет, нет! Успокойся, она не убита. Сейчас был доктор и сказал, что рана хотя и опасная, но не смертельная. Доктор надеется, что она будет жива, и Насте делают теперь первую перевязку, а затем ее отвезут в больницу, – успокаивала генеральша. – Кто мог бы предположить такую дикую страсть в простом мужике? – прибавила она, качая головой.

– Страсть остается страстью что у барина, что у мужика, Анна Антоновна. Всегда было опасно дразнить это могучее чувство, которое ослепляет и порабощает человека, – заметил Басаргин, страстно глядя на бледное и очаровательное личико невесты.

Вдруг он нагнулся и с каким‑то странным выражением прошептал:

– Кто знает, что сделаю я, если вы перестанете любить меня и предпочтете мне другого?..

– Ради Бога, Алексей Аркадьевич, не говорите про такие ужасы, – испуганно ответила Кира, отнимая руку, которую жених покрывал поцелуями, и чувствуя, как мурашки забегали по коже.

Через несколько минут Кира стала жаловаться на головную боль и изъявила желание лечь в постель. Жених уехал.

В эту ночь она не сомкнула глаз, ее охватил панический ужас.

Что она наделала? Во власть какой злой силы отдала она себя?

С дрожью вспоминала она слова Алексея Аркадьевича. Он тоже не может отвечать за себя в случае, если бы она ему изменила. Она вспомнила взгляд, сопровождавший эти его слова.

В добрых и обыкновенно откровенных глазах жениха блеснула на этот раз какая‑то дьявольская злоба, и в лицо ей пахнуло трупным запахом.

Просвещенные убеждения интеллигентной барышни, а также скептицизм, привитый воспитанием и духом времени, восставали против мысли, что черт замешан в этом деле, и в то же время было до очевидности ясно, что произошло нечто таинственное и какая‑то роковая страшная сила связала ее с невидимым и неведомым миром. Влияние этого мира она, несомненно, чувствовала, но пока не знала, до каких пор, пределов эта власть простирается.

Поздно ночью генеральша, продолжавшая беспокоиться за дочь, пришла к ней в комнату и, найдя Киру в слезах, стала ее расспрашивать.

Под гнетом страха взволнованная Кира открыла матери истину и рассказала про свою поездку к колдунье.

– Мне уж очень захотелось богатой партии, а тут еще издевательство и злорадство Даши. Она мне сплетничала про флирт Алексея Аркадьевича с дочерью министра. Это меня окончательно взбесило, – закончила она свой рассказ и спрятала в подушке мокрое от слез лицо.

В первую минуту генеральша испугалась, но вдруг ее испуг прошел. Недаром она была неисправимо легкомысленной и ни во что не верившей женщиной.

– Конечно, нехорошо, что ты послушалась такой глупой мужички, как Настя, и поехала к колдунье!.. С другой стороны, просто не верится. Ха‑ха‑ха! Чтобы интеллигентная девушка, как ты, могла верить во вмешательство черта! Неужели ты не понимаешь, дитя мое, что эта чухонка просто‑напросто вас загипнотизировала? Вот вы и увидели всю эту чертовщину. Одно я еще, пожалуй, допускаю: в воду, данную тебе, она могла подмешать какую‑нибудь настойку, которая возбуждает чувства, а может быть, она и Алексею Аркадьевичу гипнотическим путем внушила сделать тебе предложение. Но, слава Богу, ты достаточно хороша собою, чтобы вызвать любовь и без всякого колдовства. А теперь успокойся и не порть разными глупостями своего счастья. Ты должна торжествовать! Намедни я чуть было не умерла со смеху, глядя на завистливые рожи Маруси и Даши, когда ты им показывала горностаевую отделку и рубиновое колье, подаренные тебе женихом. Теперь наш черед смеяться над беззубой завистью людской.

– Ну а перемена колец, мама?