Адские чары

– Ай, ай, ай! Куда мы залезли, Кира Викторовна! Все сломать, все порвать и устроить громогласный скандал? – лукаво спросил маркиз. – Ваши слова доказывают вашу полную неопытность в деле. Могу вас уверить, что взрыв и шум – самые скверные пособники в любви. Верьте мне, что наиболее страстные, безумно влюбленные женщины всегда предпочитают тишину и мрак неизвестности, мимолетные встречи украдкой и минуты опьянения под волнующей угрозой раскрытия. Такой, с опасностью добытый, несмотря на преграды, час любви подобен благодатной грозе, освежающей душную атмосферу неудовлетворенной страсти. Женщины, верьте мне, больше всего боятся огласки, разрыва и потому чрезвычайно искусно скрывают от мужей истину.

– Да вы, маркиз, читаете мне трактат грехопадения, и я убеждаюсь, что вы мастер в искусстве совращения женщин с пути истинного, но лично я не намереваюсь проходить курс этой науки.

Она взяла коробку с конфетами, открыла ее и подала гостю.

– Сладости после столь горьких слов? – спросил маркиз, беря конфетку и с восхищением глядя на оживленное, очаровательное личико собеседницы.

Приход Басаргина изменил характер разговора, а вслед за этим хозяин и гость уехали.

Вечером, вернувшись с мужем из театра и сидя за чаем, Кира спросила, почему маркиз так хорошо говорит по‑русски.

– Для француза это удивительно, – заметила она.

– Очень просто. Его мать была русская, и первые годы своей жизни он провел в новгородском поместье матери, которое до сих пор осталось за ним. Его отец был младшим в семье и собственного состояния не имел, а проживал в имении жены. Арману было лет десять, когда случай изменил его судьбу. Умер старший брат отца, маркиз Керведек. Он был бездетным. Титул и состояние унаследовал отец, и семья переехала во Францию, но Арман не разлюбил Россию и часто живет здесь. Только последние три года он отсутствовал, задержанный отчасти службой, отчасти делами по наследству.

Кира дальше не расспрашивала, и разговор на этом кончился.

 

Проболев месяца три, Настя выписалась из больницы, и Кира приютила ее у себя, чтобы та, живя в покое, могла отдохнуть и набраться сил.

За время болезни Настя изменилась и из веселой болтушки сделалась молчаливой и задумчивой.

Когда зашел разговор о поступлении опять на службу к Басаргиным, она объявила, что не может принять доброе приглашение барыни, так как собирается пойти в монастырь.

– В больнице, – пояснила она, – повстречала я одну странницу, которая по‑Божьи живет. Ей‑то я и поведала всю правду. Она меня и вразумила, что только неустанной молитвой можно искупить мой грех. Ведь я с дьяволом связалась и загубила христианскую душу: Викентия‑то на каторгу присудили…

Тщетно пыталась Кира разубедить ее. Настя настаивала на своем и просила помочь ей немного.

Кира подарила ей четыреста рублей и полное приданое, но взяла с нее клятву – молчать.

– Будьте благонадежны, милая барыня, я буду молчать как рыба. А за вас и Богу помолюсь, чтобы какое горе с вами не приключилось по моей вине. Потому что без меня вы не поехали бы к колдунье, – ответила Настя, утирая слезы.

На другой день она уехала, но этот разговор произвел на Киру тяжелое впечатление. В памяти встало ее приключение на кладбище во всех своих страшных подробностях.

Насилу она себя успокоила. Зачем расстраиваться глупой болтовней Насти? Эти простые люди очень суеверны, для нее же так или иначе вся эта странная история окончилась самым счастливым образом. Она богата и любима, а трупный запах не слышен вот уже несколько недель. А раз нет запаха, значит, и неведомые силы оставили ее в покое. Этим она утешалась.

К тому же много раздумывать у нее не было времени. Она вела светскую жизнь и была довольна судьбой.

Маркиза она часто встречала в обществе. Он был неизменно любезен и явно выражал свое преклонение, но разговоров вроде описанного выше уже не возобновлял.

Весной Алексей Аркадьевич взял четырехмесячный отпуск, чтобы показать жене Европу, которую та никогда не видела. Уехали они в начале июня, побывали в Швейцарии, Италии, Франции, а осенью вернулись в Петербург.

Зима снова принесла с собой оживление и суету большого света.

Кира очень похорошела. По характеру и воспитанию она была кокеткой, праздная суета ей нравилась, она отдавалась удовольствиям. Успех в свете и всеобщее поклонение ее опьяняли.

Маркиза она встречала всюду, да и в доме Басаргиных он тоже был частым гостем. Кира знала, что нравится ему, но он уже не выказывал это так, как в первое время их знакомства.

Муж сообщил ей, что маркиз без ума от одной французской актрисы.

Эта новость взволновала Киру, но она, разумеется, скрыла свои чувства. То странное впечатление, которое произвел на нее Керведек, всегда вспыхивало при встречах с ним. Он нравился ей и вместе с тем иногда отталкивал. Ей не удавалось разобраться в этом чувстве, и она не догадывалась, что просто ревнует его к другим.

После слов мужа это чувство еще более обострилось. К счастью для ее самолюбия, она не замечала насмешливых взглядов и усмешек светского повесы.

С наступлением Пасхи у петербуржцев всегда начинаются разговоры о том, где и как проводить лето, а так как Алексей Аркадьевич не хотел брать заграничного отпуска, то Керведек предложил Басаргину поселиться у него в новгородском имении.

Отец Керведека выстроил там несколько дач, очень уютных, и одна из них уже была взята общими знакомыми. Это предложение Керведека было с благодарностью принято.

После утомительного зимнего сезона доктор советовал Кире отдохнуть несколько месяцев на свежем воздухе. Большой скуки опасаться было нечего ввиду присутствия семьи банкира, где всегда много веселились; близость же столицы давала полную возможность бывать в городе и принимать у себя знакомых.

Главной же причиной, заставившей Киру согласиться на этот план, было то, что и Керведек проводил лето в этом имении. Целой компанией они отправлялись осматривать дачу, которую нашли очаровательной, а положение живописным. Наем решился окончательно.

Весна была ранняя и теплая. Басаргины уехали на дачу еще в первой половине мая, и Киру приятно удивляла та новая любезность, которую оказал им хозяин.

Часть мебели была заново отделана, будуар, обитый голубым кретоном, был очарователен, комнаты, балконы и перила были в цветах.

Служба задерживала Алексея Аркадьевича в городе до июня, но по субботам и под праздники он приезжал обыкновенно со своим приятелем. Чаще маркиз являлся один и, конечно, не забывал навещать свою очаровательную жилицу, за которой снова принялся усиленно ухаживать.

В общем, Кира не скучала. Семья банкира прибыла всего на несколько дней позже ее, и жизнь сразу оживилась.

Богдан Людвигович Фрейндлих был человек богатый, состоял директором банка и нескольких промышленных предприятий, играл на бирже и имел значение в финансовом мире. Прошлое его и источник состояния были малоизвестны.