Агент угрозыска
– Не горячитесь, господин Белецкий, я не хотел вас обидеть. Я всего лишь объясняю вам, как человеку приезжему и не знакомому с тонкостями местного бизнеса, что у нас принято отнимать деньги, а не жизнь. Это гораздо более выгодное предприятие, поскольку деньги можно отнимать много раз, а жизнь только один.
Тонкие губы Белецкого исказила презрительная усмешка, но он промолчал.
– Ко мне сегодня человек приходил, – продолжил Папаша. – Кольцо показал на продажу. Общих знакомых назвал, так что человек не случайный.
– И почему он мне должен быть интересен?
– Колечко это из гарнитура «Махаон» княгини Юсуповой, что было среди других драгоценностей в польском саквояже.
Глаза его собеседника лихорадочно забегали, он жадно сглотнул, но тут же взял себя в руки и, чтобы изобразить равнодушие, зевнул, прикрыв рот тонкими пальцами.
– С чего вы взяли, что оно то самое? – нарочито равнодушно спросил Белецкий.
– Вы, молодой человек, напрасно искусством не интересуетесь. При случае зайдите в галерею Третьякова. Там на первом этаже выставка дореволюционных русских художников. Третьим справа висит портрет княгини Юсуповой. Так вот перстень этот у нее на пальце. Ошибиться невозможно. Еще и серьги в ушах с такими же камнями.
– Как выглядел тот брюнет? – спросил Белецкий.
– Среднего роста, плечистый, глаза ясные. Похоже, что недавно с юга: слишком загорелый для наших краев. Говорит медвежатником был, с Ваней Красавчиком работал.
– Шрам на шее у него, – Белецкий показал на свой воротник. – Угадал?
– Шрама не видел. Шею он шарфом замотал.
– Это Сеня Карагач. Я ему тот шрам оставил. – Белецкий стал шарить по карманам. – Где же она?
– Что вы ищете?
– Фотография у меня была. Вместе снимались в Ялте в шестнадцатом году. Он тогда резвый был, молодой, нахальный. Сейфы открывал на спор. А потом влюбился, завязал. Такой талант профукал. – Белецкий прошелся по всем карманам. – Куда же я ее положил?
– Погодите, вы что же, эту фотографию с собой носите? Чтобы вас по ней опознали? – Папаша всплеснул руками.
Белецкий его не слышал. Лицо его раскраснелось, глаза лихорадочно блестели, голос вибрировал.
– Я чем больше о том саквояже думаю, тем больше вижу, что это Карагача работа. Увидел большой куш, не выдержал соблазна. Вся его завязка тут же прошла. Узнаю темпераментного Сеню. Встречу назначайте на сегодня.
– Сколько у вас человек? – спросил Папаша.
– Трое. На одного хватит.
– А если он не один придет?
– Карагач не любит компании. Он всегда в одиночку работал.
– И, тем не менее, надо бы соломки подстелить. Я вам еще трех молодцев пришлю. Умом небогаты, но стреляют отменно.
– Договорились. Скажете ему, пусть приходит к девяти на Винякинские склады.
ГЛАВА 9
В комнате на Петровке было тихо. Толстые двери отсекали кухонные склоки и бурную жизнь коридора. Мебели было немного, в основном, шкафы с книгами. У стены стояла железная кровать, заправленная по‑солдатски одеялом под матрас.
В центре за круглым столом сидели Ольга и Семен. Свисающая с потолка лампа с абажуром разливала неяркий свет, смягчая жесткость лиц и неловкость молчания.
– Давно тут живешь? – спросил Карагач.
– Два года, – ответила Ольга. – Комнату мне от больницы дали. Даже телефон есть.
– Работа тяжелая?
– После военного госпиталя гражданский? – Она улыбнулась. – Почти курорт.
Карагач оглядел комнату и не нашел в ней следов пребывания другого человека.
– По‑прежнему одна? Ты извини, что я так прямо спрашиваю.
– Работы много. – Она отвела глаза.
Семен окинул стройную фигуру с тонкой талией, стянутой солдатским ремнем.
– Ты красивая женщина.
– Лида была красивая. Я умная.
На лице Карагача промелькнуло слабое подобие улыбки. Он встал из‑за стола и подошел к комоду, на котором стояла фотография двух девушек в гимназической форме и шляпках. Они старались казаться серьезными, но глаза обеих смеялись.
Та, что повыше ростом, несомненно, была Ольга, но так непохожая на ту, что сидела за столом. Ушли длинные кудри, мечтательность и восторженное ожидание жизни, полной захватывающих событий. Осталась короткая стрижка, проницательный взгляд и спокойная уверенность в себе.
Лида, в отличие от сестры, выглядела не девочкой, но рассудительной маленькой женщиной. Она сложила руки перед собой и уверенно смотрела в камеру. Она была из тех, кто с первых и до последних дней живет правильно. Из тех, с кем никогда ничего плохого не может случиться.
Пальцы Карагача нежно гладили деревянную рамку фотографии.
– У тебя есть кто‑нибудь? – спросила Ольга.
– Работы много.
– Уже пять лет прошло.
– Разве? – Он поставил фотографию обратно на комод.
– Еще чаю налить? – спросила Ольга.
– Нет, мне пора. У меня к тебе просьба. – Карагач вынул из кармана кольцо и лист бумаги и положил их перед Ольгой. – Если завтра утром я не зайду, это кольцо и записку отнеси, пожалуйста, в угрозыск Федору Петровичу Шугарину. Тому, что лампу тебе в борделе держал.
Ольга, не отрываясь, смотрела на кольцо в форме бабочки.
– Давно не видела такой красоты. – Голос ее звучал хрипло. Она взяла чайник, добавила себе воды и сделала глоток.
– Это с ограбления на Мясницкой, – пояснил он.
– Грабителей уже задержали?
– Не всех, – уклончиво ответил Семен.
Он направился к двери комнаты. Ольга последовала за ним.
– Там, куда ты идешь, опасно? – спросила она.