Амнезия
Сумка с вещами Майкла стояла на полу спальни около шкафа. Центральная молния была застегнута, но боковой карман, куда Джони сунула обратно дневник, приоткрылся. Присев рядом с сумкой на корточки и представив себя отчасти собирающим улики детективом из телесериала, я приоткрыла карман пошире с помощью захваченной снизу ручки. Ежедневник в кожаном переплете оказался на месте. Ручка мне пока не понадобилась. Оглянувшись через плечо на дверь спальни, я вытащила дневник, развязала веревочку и открыла его. Затаив дыхание, пролистала первые пару страниц, улавливая лишь обрывки фраз и даты. Я намеренно старалась просто найти нужные сведения, не вникая в смысл всего написанного. Майкл заслуживает права на личную жизнь, хотя я сразу автоматически оценила его почерк – крупный, массивный, избыточный, – как и то, что записи делались и черными, и синими чернилами, и даже карандашом.
Пролистав дневник до последней заполненной странички, я обнаружила, что Майкл успел исписать примерно две трети блокнота. Похоже, он вел дневник около полугода и за это время успел настрочить довольно много. Молодые люди иногда, конечно, ведут дневники, но в наши дни это кажется весьма необычным.
Иногда у меня бывали пациенты, которым, на мой взгляд, полезно было бы вести дневник, и я советовала им записывать свои мысли. Но далеко не всем. Некоторым с трудом удается начать писать, либо потому, что это просто неестественно для них – им более удобно выражаться невербально, – либо потому, что это занятие слишком болезненно для них. Данный процесс вынуждает их выудить ключ из глубокого колодца, чтобы открыть потайной сундучок памяти.
Однако Майклу, похоже, писалось легко. Как бы я ни пыталась искать только четкие сведения – цифры, адреса, – мне не удалось не заметить некоторых деталей…
«Понедельник, 4 апреля. День сегодня выдался трудный. Сижу в поезде, наблюдая за пассажирами – все скрыли лица за газетами или уткнулись в планшеты или смартфоны. В основном в смартфоны. Даже люди, севшие в вагон вместе, теперь не разговаривают, а просто увлеченно пялятся в свои телефоны. Неужели никто теперь просто не смотрит в окно?»
Так, кажется, он романтик… Может, даже идеалист. Хотя не особо оригинален в своих наблюдениях. Тем не менее я очарована. Понятно, почему мою Джони потянуло к парню с душой поэта.
Я уже собиралась закрыть дневник – чем дольше я его листала, тем глубже испытывала чувство вины, – но что‑то заставляло меня медлить.
Значит, он писал это, сидя в поезде… Каком поезде? Я полистала страницы, ища любое упоминание о каком‑то месте. Листала уже несколько минут. Собиралась уже сдаться, но вдруг:
«…отчасти поэтому это место так очаровательно. В нем есть что‑то и от пригорода, и от города. Как интересно место жительства формирует людские натуры! И всего‑то за пару поколений. Лонг‑айлендцы выделили в практически особый вид…»
Я заметила, что в дневнике полно подобных философских наблюдений, но впервые в них прозвучало конкретное название. Майкл недавно признался, что вырос на берегу океана, и, черт побери, название «Лонг‑Айленд» навевает какие‑то воспоминания. О каких‑то людях.
Бликеры.
Арнольд Бликер, по‑моему, и его жена – ее имя я забыла. Но именно в семье своих дяди и тети жил Том, пока его мать ждала решения суда. И, насколько я знаю, он жил у них и после того.
Быстро закрыв и завязав дневник, я сунула его обратно в сумку и убедилась, что оставила все в неизменном виде. Я не нашла ничего определенного – Лонг‑Айленд огромный остров, его береговая линия тянется на сотни миль, – однако появилось очередное совпадение…
Совпадения уже и впрямь начали накапливаться.
Выходя из комнаты, я услышала мелодичный рингтон с вибрацией. Популярная песня доносилась из телефона Майкла, видневшегося из‑под подушки. Входящий звонок, номер отобразился на экране. Код «315». Центр штата Нью‑Йорк.
Я ждала, чувствуя, как быстрее забилось мое сердце. И тут же мысленно обругала себя за дурацкое волнение.
Рингтон затих. Я задержалась еще на мгновение, и телефон просигналил о приеме сообщения. Несмотря на режим блокировки, текст появился на экране.
«Привет. Ты уже там? Как все прошло?»
Затем, секундой позже:
«Они купились?»
Глава 8
Снаружи только что затихло тарахтение газонокосилки Пола. Он закончил работу? Возвращается в дом? Положив телефон обратно под подушку, я быстро покинула комнату Джони и перешла на другую сторону коридора в нашу спальню. Там спим мы с Полом, и из нашего окна открывается вид на озеро. Я увидела, что он еще стоит на газоне, старательно вычищая комки из агрегата.
Окинув взглядом озеро, я поискала головы Джони и Майкла, но никого не заметила. Полотенца лежали на причале; значит, они еще резвятся в воде и дома появятся не скоро. Но потом я заметила кое‑что: легкие волны за стенами лодочного сарая явно показали, что там только что кто‑то проплыл. Вздохнув с легким облегчением, я вновь побежала в спальню Джони.
И вновь взяла телефон.
«Они купились?»
На что купились? Я догадывалась, на что: «Купились на твою фальшивую историю, Майкл? На сфабрикованное прошлое с твоими погибшими в автокатастрофе родителями? Они поверили, что ты милый и искренний парень, а не социопат? Что ты не планируешь отомстить той женщине, которая пятнадцать лет назад помогла обвинить в убийстве твою мать?»
Может быть. Может быть, именно такие вопросы остались недосказанными, но уверенности у меня нет.
«Ты уже там? Как все прошло?»
Эти вопросы безобидны. Они вполне могут относиться к объявлению помолвки. И к реакции родителей невесты.
Однако:
«Они купились?»
Это уже наводит на подозрения. Вопрос с особым подтекстом. Он подразумевает какой‑то обман.
Я опустила телефон, но еще немного помедлила, вспоминая заголовки тех давних дней, бегущие строки новостей на кабельных каналах: «Жительница Бронксвилла признала себя виновной в убийстве мужа».
Бронксвилл. Один из самых богатых пригородов в одном из богатейших округов США. Так почему же она это сделала? Из‑за денег, конечно. Такова была главная версия. Даже левые и правые СМИ пришли к согласию: жестокая, жадная до денег особа. Когда муж отказался предоставить ей большие деньги на роскошные покупки, она инсценировала взлом и убила его ради страховки.
