Анталион

– Да, – подхватывает Рита, – экзамен. Это то, ради чего мы занимаемся.

Я всё ещё молчу, ожидая признаний, что всё это – розыгрыш. Ведь экзамен должен быть только послезавтра. Но все молчат, и я начинаю сильно сомневаться в правильности своих мыслей.

– Шутка вышла крайне неудачной, Оливия, – не дождавшись от меня ответа, говорит Рита, – постарайся не проспать завтра. Мы поедем рано утром, больше рейсов до академии не будет. Не успеешь – бегом за автобусом побежишь.

Я оглядываюсь по сторонам: все серьезно смотрят на меня. Может быть, ждут, что я скажу, что пошутила. Но мне сейчас не до смеха – я думала, что у меня будет ещё день на подготовку – эта мысль успокаивала меня. Из‑за переживаний за школьный экзамен, я перепутала дни, и неделю была уверена, что на подготовку к экзамену в академию у меня будет два дня, а не один.

Я никак не могу собраться с мыслями и просто повторяю за Эмилем то, что он делает. Он бросает на меня обеспокоенные взгляды, но не решается заговорить.

Когда мы пробегаем первый круг стадиона, начинает капать дождь.

– Ребят, пора домой, – размахивая руками, кричит нам Рита, – увидимся завтра на остановке. Не опаздывайте!

Мы не успеваем далеко отбежать от стадиона, как небольшой дождь резко сменяется ливнем. Спины ребят исчезают за стеной дождя. Эмиль кричит, чтобы я держалась с ним рядом. Мы мгновенно вымокаем до нитки, ледяной дождь и налетевший ветер пробирают до костей. Дождь, внезапно налетевший, постепенно стихает, и становится видно дорогу и то, что по бокам от неё. Мы пробегаем мимо бараков, из‑за стен которых доносятся крики и смех, от которых становится холоднее, чем от налетевшего дождя.

Подбегая к высоткам – сменяем бег на быстрый шаг – к этому моменту дождь уже просто моросит.

– Скажи, – пытаясь восстановить дыхание, спрашивает Эмиль, – ты правда забыла об экзамене?

– Не забыла. Я думала, что он послезавтра.

– У тебя всё нормально? – он пристально всматривается мне в лицо. – Ты сама не своя.

Пытаясь уйти от ответа, я перевожу тему разговора:

– Позвонишь мне завтра утром, чтобы я не проспала?

Я выдавливаю из себя улыбку, но Эмиль не улыбается в ответ, лишь кивает головой. Лишь у самого входа в здание я решаюсь сказать:

– Ты извини, что не ответила на звонок.

И не нахожу, что ещё сказать – оправдываться глупо.

– Всё нормально, правда. До завтра. – Он поднимает руку в знак прощания, а потом переходит на бег и вновь скрывается в лабиринтах высоток, как и за день до этого. Я мгновение наблюдаю за ним и захожу в подъезд.

Поднимаясь в лифте, я чувствую, как меня бьёт озноб, но не понимаю: это от ледяного дождя или от осознания, что завтра меня ждёт экзамен в военной академии? Или от того, что я про этот самый экзамен я забыла?

Я открываю дверь и Люси – всё это время сидевшая за столом напротив двери – бросается ко мне.

– Лив, милая, ты вся промокла! Немедленно в ванную. Не хватало ещё заболеть прямо перед поступлением!

Отлично. Даже тётя помнит о завтрашнем экзамене.

– Я сейчас приготовлю тебе вещи, – продолжает причитать Люси, попутно ставя чайник на плиту, – иди скорее в душ.

Я не возражаю тёте и направляюсь прямиком в ванную. Всё равно поговорить сейчас у меня не получится – от озноба я могу лишь стучать зубами. Пока я стаскиваю прилипшую к телу одежду, дверь слегка приоткрывается и у входа появляется стопка аккуратно сложенной одежды.

Я долго стою под струями горячей воды до тех пор, пока окончательно не согреваюсь. С удовольствием надеваю сухую одежду и испытываю чувство блаженства. Для счастья, оказывается, иногда нужно совсем немного. Рубашка оказывается гораздо больше чем я сама. Закатывая рукава, я выхожу в комнату, где все уже собрались за столом и ждут меня. Не хватает только Клиффа – чему я, конечно, очень рада. Видимо наверстывает неотработанные часы на заводе. В день нужно отработать не меньше десяти часов. Почти все брали дополнительные часы или смены, чтобы подзаработать. Клифф тоже оставался, но чаще всего он просто где‑то напивался. Подобных Клиффорду в этом доме было множество. Несмотря на все запреты, они находили алкоголь в любое время суток.

Возле Люси как всегда снуют близнецы, а Ник тихо сидит за столом. Мы улыбаемся друг другу, и я сажусь рядом с ним. Люси расставляет тарелки, попутно ругая испортившуюся погоду за окном и разбросанные немногочисленные игрушки, которые мальчики оставляли под её ногами. Мы ужинаем и разговариваем о том, как прошел этот день, посмеиваясь над близнецами, которые таскали друг у друга из тарелок еду, так, будто у другого она была вкуснее.

В моей жизни никогда не было таких вечеров, когда все собираются за одним столом, вместе ужинают и рассказывают, как прошел их день. Обычно наш вечер проходил в тишине. Если мама не задерживалась на работе, то мы ужинали втроем, но такое случалось редко. Чаще всего мы проводили вечер вдвоем с Ником, интересуясь друг у друга, как дела в школе.

В этот самый момент, когда я почувствовала себя в кругу семьи, на душе стало тоскливо, от осознания того, что мне предстоит покинуть этот дом, и остаться жить на долгое время с незнакомыми людьми под одной крышей.

«Если, конечно, я поступлю» – мысленно поправляю себя.

От осознания того, что я буду проводить бок о бок, дни и ночи, с незнакомыми людьми, мне становилось не по себе. Но я успокаивала себя мыслями о том, что возможно, смогу подружиться с кем‑то и военная академия перестанет быть таким пугающим и холодным местом для меня.

Когда все расходятся по комнатам, пожелав друг другу приятной ночи, я ставлю будильник раньше нужного мне времени в страхе проспать. Проверив ещё несколько раз, точно ли я включила будильник, я проваливаюсь в тревожный сон, в котором я – маленькая девочка, оставленная в одиночестве среди незнакомых мне людей. Сначала меня ласково зовут пойти куда‑то, но я отказываюсь и продолжаю стоять на месте. Я не вижу их лиц, но по голосу понимаю, что мой отказ вывел их из себя. Они начинают кричать и хватать меня за руки, пытаясь увести меня куда‑то, от чего мне становится ещё страшнее. Я плачу, а они кричат ещё сильнее. Кричат о том, что теперь я им принадлежу, что они решают, куда я могу идти. Вдруг, чья‑то тёплая рука хватает мою руку, и я просыпаюсь, тяжело дыша, и не понимая, где я нахожусь.

Я осматриваю комнату и постепенно прихожу в себя. Первые лучи солнца освещают скромную обстановку комнаты, и я испуганно смотрю время на коммуникаторе, в страхе ожидая увидеть, что я проспала. Но время всего лишь пять утра и можно было поспать ещё, но я решаю больше не ложиться. От части, боясь проспать, а от части, боясь вновь увидеть мой кошмар, который тревожит меня не в первый раз.

Я тихонько выскальзываю из комнаты, чтобы никого не разбудить, но Люси уже на кухне готовит завтрак.

– Люси, почему ты так рано встала? – шепотом спрашиваю тётю, от чего та пугается.

– Лив, я думала, ты ещё спишь!

– Прости. Мне что‑то не спится.

– Сейчас будем завтракать. Дорога до академии займет много времени, а там ты вряд ли сможешь поесть.

Я не возражаю, киваю и ухожу в ванную привести себя в порядок. Я заметно нервничаю, и при мысли о еде меня начинает мутить, но Люси права: в академии для поступающих новобранцев не будет горячего обеда.