Беги от него

Свеж, отвратительно бодр и разгорячен. И снова смотрит с насмешкой, которую даже не пытается скрыть.

А над больными грешно смеяться, к слову!

– Как скажешь. Буду называть Марией Ивановной, – серьезно пообещал мужчина.

Я чуть не подавилась кашлем.

Ну какая из меня Мария Ивановна?!

– Хорошо. А я буду называть тебя Антошей, – мило улыбнулась ему, и свесила ноги с кровати.

– Наболелась?

– Да. Пора восставать из мертвых. Душ свободен? – спросила, и мужчина кивнул, а затем вышел из комнаты, поняв, что мне нужно переодеться.

В шкафу развешаны мои вещи, разложены на полки. И я точно знаю, что не я чемодан разбирала. В жизни так ровно не раскладывала шмотки, терпения не хватало на это. А тут прям красота, хоть фотографируй на память, или в инстаграм выставляй – мечта перфекциониста, а не гардероб.

Неужели Антон такой хозяйственный?

Открыла комод, и покраснела. Белье тоже разложено. Хмм.

Раньше я бы не постеснялась устроить скандал по этому поводу. Разозлилась бы не на шутку, если бы какой угодно мужчина кроме папы влез бы в личное. Даже генералу бы высказала за то, что в моем белье рылся.

А Антону не могу. Хотя все равно бесит.

А еще, уж не он ли меня переодевал? Я помню, что мы сидели на кухне, и о чем‑то разговаривали. И это последнее, что я помню. Дальше – провал.

Белье, переодевание… Уж не извращенец ли он?!

– Было бы весело, – хмыкнула я, и пошла в душ, которым наслаждалась целый час, смывая с себя болезнь.

Пока мылась, придумала десять вариантов подколов на тему больной девушки в беде, ее белья, и взрослого мужика, который любит в этом белье порыться. Выбрала из придуманного наиболее мягкую версию шутки, чтобы не обидеть, и вышла из душа, посмеиваясь.

А на кухне меня уже ждали. И Антон был не один. За столом, уткнувшись в телефон, сидел темноволосый симпатичный парень, разукрашенный синяками и татуировками.

Худощавый, высокий. Очень на Антона похож.

Этот «похожий» зыркнул на меня, как уголовник, и выплюнул:

– Брат, твоя телка вышла. Мне кухню освободить, чтобы вы могли на столе поразвлечься?

Антон достал из микроволновки контейнер, мельком оглядел меня, возмущенную до предела, и спокойно сказал:

– Рот закрой.

– Мне запрещаешь телок водить, а сам… – говнюк не договорил, сузил глаза, и снова повернулся ко мне.

Оглядел нарочито‑раздевающим взглядом. Вот только я не девочка‑цветочек, и краснеть не собираюсь.

– Мальчик, Антон ведь хозяин дома, – мило улыбнулась я ему, и направилась к Антону, наблюдающему за мной. – Ему можно, тебе – нет. Вот подрастешь, и будешь водить в свой дом телок. Если эти самые телки захотят, в чем я сомневаюсь, – я сочувственно вздохнула, приобняла Антона, и спросила: – Что, не дают?

Антон засмеялся, а его злобный брат прошипел какое‑то ругательство, встал со стула, и через несколько секунд я услышала, как хлопнула дверь.

– Прости, – отсмеявшись он взглянул на меня, – это мой младшенький – Андрей. Придурка носило непонятно где три дня, явился только что сама видела в каком состоянии. Я даже объяснить ему ничего не успел про тебя. Поговорю с ним, и Андрюха извинится, – в голосе Андрея прозвучало сомнение.

– Да плевать мне на извинения, – отмахнулась я, и достала чашку. – Братец от рук отбился?

Антон нахмурился, неопределенно кивнул, и ответил, наконец:

– Потом расскажу, если интересно. Сейчас какие планы?

– А что ты предлагаешь? – мурлыкнула я, снова вспомнив чертово белье.

– Предлагаю отвезти тебя в университет. Раз уж ты так бодра, не пора ли на учебу? – Антон приподнял бровь.

Я закатила глаза.

Хотела ему намекнуть на прогулку, чтобы город мне показал, а он мне – иди и учись. Мужчины!

***

АНТОН

– Спасибо еще раз. Антон, вышли мне номер карты, я отправлю деньги на содержание Маши, – попросил Иван Денисович.

– Деньги не нужны, бросьте, – отмахнулся я.

– Нужны, – грохнул он. – Маше на всякие мелочи, на проезд. Она – гордая девочка, как из дома сбежала, работать устроилась, от меня деньги не принимала. Но ее обокрали ведь. Сейчас примет помощь. Мне нужно с ней отношения наладить, расклеилось у нас.

– Я буду давать ей деньги. Сами же знаете, не нуждаюсь, – терпеливо объяснил я, прижав смартфон к уху.

Вроде бы и правильно было бы, переведи Иван Денисович деньги на свою дочь, но… нет. Сам дам сколько надо.

– И… у меня еще просьба. Знаю, что договаривались на пару дней, пока Маша подлечится, но можешь дочку у себя оставить, пока я не вернусь? Не хочу, чтобы она снимала квартиру или комнату непонятно с кем. Ты ее пока у себя задержи, а я как вернусь, домой заберу. Хватит с дочки самостоятельной жизни, поигралась и будет.

Значит, не для меня одного Маша – маленькая девочка?

Я улыбнулся, а затем с усилием стер улыбку с лица. Уверен был, что девушка выздоровеет, съедет, и видеться мы будем на Днях Рождения ее отца. Так было бы спокойнее, очень уж девчонка сумасбродная. Даже в домашней атмосфере, даже в болезни это видно – ее хитрый блеск в глазах.

А мне этого всего не нужно.

Но почему‑то я рад, что Маша останется, оттого и тянет улыбнуться.

– Задержу. Сколько вы будете в Москве?

– Не меньше месяца, – хмуро ответил Иван Денисович. – Очередное звание, как я думал, но меня снова хотят перевести. Только теперь в столицу. Отказывать нельзя, но и Машу сюда не затащить. Время мне нужно.

– Я дам вам его.

– Береги ее. Машка моя хоть и шебутная, но очень хрупкая, уязвимая. Тяжело ей пришлось, – странно вздохнул Иван Денисович, и я насторожился. Но любопытство было бы лишним. – Пусть хоть позвонит мне.

– Я передам. Сейчас она собирается, в университет ее отвезу, – отлепился от стены, у которой уже минут тридцать жду, пока Маша оденется.

Вот как можно так долго собираться?! Нет, понятно, когда взрослые женщины перед важными событиями марафет наводят, наряды выбирают. Но молодой девчонке это зачем? Тем более, в универ. Джинсы, свитер, ботинки. Волосы в косу, и погнали.

Смутное недовольство и раздражение закрались. Сейчас выйдет раскрашенная как индеец, выряженная в мини, с голыми ногами – как принято сейчас у молодых девчонок. И высказать ей за это я не смогу, права нет.