Берег Слоновой Кости

Глава 4. Легенда о Водиле

 

 

Вечером ребята, как и договаривались, собрались на веранде у Тарасовых. Злата Федоровна поставила на стол пирог с яблоками, тарелку творожных рогаликов и хрустальную вазочку, доверху наполненную шоколадными конфетами. Миша хмуро глянул на конфеты и дал себе зарок к ним не притрагиваться. Пора тренировать волю, а то уже из гостей выгоняют. В углу на тумбочке начинал тихо закипать электрический самовар.

– Ба, слушай, ты же давно здесь живешь? – начал издалека Саша.

– Конечно давно, будто ты не знаешь! – удивилась странному вопросу бабушка. – Я как на пенсию вышла, насовсем сюда и переехала. Чего в городе‑то делать? А тут хозяйство, огород. Да и люди живут, зимой не так страшно. Если б я одна была в поселке, то зимой все‑таки в город ездила. Квартира, благо, есть.

– Ну да, – нетерпеливо перебил словоохотливую старушку Миша. – Мы имели в виду, до пенсии ты же тоже тут жила.

– Жила, только летом, как вы. Но это до замужества. А потом, когда Катю родила, тоже с ней сюда приезжала, чтоб ребенок свежим воздухом дышал.

– А родители твои всегда здесь жили? – продолжал допытываться Сашка.

– Да почти что всегда. Только вот во время войны их в Казахстан эвакуировали.

– И вы, наверное, все легенды здешние знаете? – перешел в наступление Ваня.

– Да какие легенды‑то? Кто кому участок продал – знаю. Кто машину купил – знаю. И кто на ком женился, тоже знаю. А легенд‑то и нет никаких, – быстро закончила бабушка. – Вроде самовар закипел, давайте я вам чайку налью, – попыталась сменить тему разговора Злата Федоровна.

– А про водилу слышали что‑нибудь? – с надеждой спросил Максим.

Бабушка не то недоуменно, не то испуганно посмотрела на мальчиков. По выражению лица было видно, что она размышляет, как лучше ответить. Но видя четыре заинтересованных пары глаз, решила сказать правду:

– Про Водилу слышала, как не слышать, – нехотя согласилась Злата Федоровна, – да только сказки это все, маленьких детей пугать, чтоб они поздно вечером гулять не ходили.

– Расскажите, пожалуйста! – взмолились ребята.

– Ой, да давно уже эта история была, я толком ничего и не помню, – попыталась уйти от расспросов бабушка.

– Ну, бабуль, ну, расскажи, – ангельским голоском попросил Миша.

– Ладно, так и быть, расскажу, – смилостивилась она, присаживаясь на табуретку. – Только, чур, потом на меня не пенять, если вдруг страшно станет, – предупредила бабушка. – Слушайте. Раньше на месте этого поселка было большое село Кулики, а в центре села стояла церковь. Звонарем церкви был Николай. Хороший он был человек, добрый. А звонарь‑то какой – прямо от Бога! Денег он ни с кого не брал, не в пример другим. Кто сколько мог на нужды церкви пожертвовать, тот столько и жертвовал. Люди тогда бедные были, не то что сейчас. Ну, так вот. Была у него жена Василиса. Жили они с женой, конечно, небогато, но и не бедствовали. На селе‑то его все уважали, вот и помогали, кто чем мог. Но не все у них было так гладко. Николай с женой очень мечтали ребеночка родить, да все никак не получалось. На пятом году супружеской жизни они уж было совсем отчаялись, смирились. Да потом Господь, видно, услышал их молитвы, и родился у них сын Даня. Уж как они тогда радовались!

Бабушка замолчала, тяжело вздохнула, подлила себе еще чаю и продолжила:

– Но спустя четыре года приключилось несчастье: сынок их пропал бесследно. Грешным делом, сначала на цыган подумали. Их табор стоял неподалеку. Пришли туда с обыском, все кибитки переворошили, но безрезультатно. В общем, искали его всем селом потом еще три недели, да так и не нашли. Василиса не выдержала такого горя, заболела тяжело и через два месяца померла. Николай в это время был в звоннице и как услышал дурную весть, домой не пошел, а спустился прямиком в подвал под церковью. Заперся на засов и целую неделю не выходил оттуда. Многие ходили к нему, пытались его образумить, чтобы он вышел, но он лишь просил, чтобы его оставили в покое. Так жену без него и схоронили. А когда он наконец вылез из подвала, то так сильно переменился, что узнать его было трудно. Он совсем отощал (оно и понятно, на одной воде ведь сидел), кожа от тоски да от сумрака вся выцвела, как бумага. Только борода выделялась на лице черным пятном. Но очевидцы говорили, что больше всего изменилось выражение его глаз. Они как будто стали пустыми и грустными‑прегрустными. Пошел он к своему дому, прижимая к груди какую‑то церковную книгу, и ни на чьи расспросы не отвечал. Его трогать не стали, видят – не в себе человек. А на следующее утро соседи проходили мимо, смотрят: дверь открыта. Заглянули внутрь, а самого Николая и след простыл.

– Как простыл? – переспросил Ваня.

– А вот так. Ушел из дома и больше никогда не возвращался.

– А вещи он какие‑нибудь с собой взял? – совершенно забыв про остывший чай с куском размякшего сухаря на дне, спросил Саша.

– Может и взял что‑то. Никто ведь опись вещей не проводил. Одно известно точно, что он забрал ту книгу из церковного подвала.

– А его искали? – не придал значения последней бабушкиной фразе Миша.

– Нет, он же не ребенок. И потом, он ведь не пропал, а ушел по собственному желанию. Людям сначала даже полегче стало, уж больно он тяжелое впечатление произвел. Решили, что оно и к лучшему, может, он на другом месте себе новое счастье найдет.

Бабушка откусила, размоченную в чашке, баранку и продолжила:

– Да только с уходом Николая беды в селе не закончились. Спустя пару месяцев снова пропал ребенок. Пошел с товарищами в лес за грибами и не вернулся. Искали, искали – опять не нашли. Тогда люди переполошились, детей на улицу одних перестали отпускать, сами в темное время суток старались без надобности из дома не выходить.

Бабушка глубоко вздохнула и встала нажать кнопку на электрическом самоваре. Мальчики сидели притаившись, боясь слово сказать, и ожидали, когда она продолжит. Злата Федоровна неторопливо взяла из вазочки лимонную дольку, обмакнула ее в кружку, чтобы верхние крупицы сахара растаяли, и стала медленно жевать мармелад.

– А что было потом? – первым не выдержал Миша.

Бабушка будто очнулась ото сна, обвела удивленным взором ребят, словно не понимая, чего они от нее еще хотят, но все же продолжила:

– А потом один из жителей, кузнец Степан, рассказал, как вечером возвращался из соседней деревни и вдруг услышал в лесу детский голос. Как будто плакал ребенок и звал на помощь. Он, недолго думая, побежал на зов. Сначала ему казалось, что ребенок плакал совсем близко от дороги, но вот в чем странность, Степан уходил в глубь леса все дальше и дальше, а голос был как будто на том же отдалении от него. Испугался он не на шутку и что есть сил побежал в обратную сторону. А когда добрался до села и поведал эту историю, то одна бабка сказала: «Это Николай был, не иначе. Он голосом ребенка людей к себе в чащу заманивает, хочет за своего сына поквитаться». Бабке, конечно, не поверили, сказали, что совсем из ума выжила, старая. Да и Степану‑то тогда тоже не очень поверили – пил он много, вот его мозг‑то и подводил.