Берег Слоновой Кости

Ребята прошли по узенькой, посыпанной гравием и тертым кирпичом дорожке и, перескочив через семь ступенек крыльца, оказались в сенях. Хотя снаружи дом казался не очень большим, внутри было довольно просторно. На первом этаже находилась бабушкина комната, служившая одновременно и спальней, и гостиной со столовой. Посередине комнаты стояла большая белая печь – тоже творение рук Осипа Карловича. На ее правой стенке, если присмотреться, можно было разглядеть едва различимые черточки, сделанные карандашом. Это Злата Федоровна каждое лето отмечала, на сколько сантиметров подросли ее любимые внуки. Верхняя риска принадлежала Саше – 177 см., нижняя – Мише – 173 см.

За печью, скрытая от посторонних глаз, стояла бабушкина кровать, усыпанная горой пуховых белоснежных подушек и напоминающая многоярусный кремовый торт. Злата Федоровна каждый день аккуратно взбивала каждую подушечку и складывала одну на другую воздушной стопкой.

Слева от спальни на утепленной террасе размещалась кухня с прекрасным видом на сад. Из сеней на второй этаж вела крутая лестница. Там были три небольшие комнатки. По левую руку – Мишина, по правую – Сашина, посередине – для остальных членов семьи. Когда на дачу приезжали обе дочери Златы Федоровны, Миша брал раскладушку и перемещался к Саше, чтобы освободить комнату.

Под самой крышей находился чердак. Чего только там не было! Еще бы, ведь за столетнюю историю несколько поколений обитателей дома превратили чердак в своеобразное хранилище древностей. Сундуки с льняными скатертями и старыми выцветшими шторами; старинные зеркала, почерневшие от времени; сломанные часы с кукушкой; стопки книг на старославянском и почему‑то французском языках; удочки; прялка; сосуды для вина и домашних настоек; трюмо без ножки; деревянная клетка для птиц; ящик с новогодними игрушками и еще куча разных интересных вещей. Коробка с диафильмами и чемодан с пожелтевшими фотографиями занимали особое место на полке.

Мальчики втащили сумки на второй этаж, скинули рюкзаки на кровати и, кое‑как распаковав вещи (комками побросав одежду в шкаф), сбежали вниз, плюхнулись на старый диван возле обеденного стола и жадно окинули глазами яства. Бабушка постаралась на славу! Стопка свежеиспеченных блинов, три разновидности варенья, сметана, большой кувшин с ягодным компотом, окрошка, тарелка с помидорами и огурцами, миска с оливье, а посередине всего этого великолепия – огромный пирог с капустой.

Не дожидаясь особого приглашения, Саша накинулся на пирог.

– Имей совесть, подожди, пока все сядут, – упрекнул его более терпеливый Миша.

– Вот сам и жди, – пробубнил Саша, запихивая в рот приличный кусок пирога. – Я еще на заправке есть захотел. Или ты думаешь, я теми сухарями должен был наесться? – и он деловито подцепил вилкой пару дымящихся, пропитанных маслом, блинов.

– Да ешьте на здоровье, для вас ведь все готовила, – сказала, появившаяся в дверях бабушка. – Руки‑то хоть мыли?

– Мыли, мыли! – не сморгнув, в один голос соврали мальчики. – Еще в Москве мыли, – тихо прибавил Сашка.

Подошел Геннадий Анатольевич, и речь за столом, как это всегда бывает после долгой разлуки, повернулась в сторону последних новостей.

– Что у вас новенького, Злата Федоровна? Кузнецовы продали участок?

– Да, два месяца как продали. Новый хозяин уже и сарай переделал, и забор старый поменял. А у Ирочки как дела? – задала бабушка встречный вопрос. Ирочка, то есть Ирина Андреевна, была младшей дочерью Златы Федоровны, женой Геннадия Анатольевича и мамой Саши.

– Все нормально. Привет вам передавала. Если получится, обещала заехать в конце июня. А что администрация по поводу газа говорит?

– Да что она может сказать! Говорит, что газ будет, а когда будет – не известно. Мне соседка сказала, что ее сын в интернете посмотрел, а там, оказывается, написано, что поселок‑то уже три года как газифицирован. Ну, вы можете себе представить! Как только людям не стыдно!

– Эх, у нас сейчас людям ни за что не стыдно, Злата Федоровна. Понятие совести и чести ни у кого не осталось. Все живут сегодняшним днем. Думают, в деньгах счастье. Думают, обворуют полстраны, карманы набьют, и им за это счастье будет.

– Ну, началось, – Саша кинул многозначительный взгляд на Мишу, – любимая папина тема.

– Это вы очень верно сказали, Геннадий, – с готовностью согласилась Злата Федоровна. И хотя она была знакома с Геннадием Анатольевичем уже больше двадцати лет, шестнадцать из которых он был счастливо женат на ее младшей дочери, тем не менее бабушка придерживалась негласного правила обращаться к своему зятю исключительно на «вы».

– Ба, а Ванька с Максом уже приехали, не знаешь? – прервал, ушедший в сторону политики и морали, разговор Саша.

– Может и приехали, честно говоря, не видела.

– А новый кто‑нибудь на лето дачи не снимал? – с интересом спросил Миша.

– На счет дач не знаю, – загадочно произнесла бабушка и отпила из стакана компот, – а вот наш барский дом сняли.

– Как сняли?! Кто?! – в один голос воскликнули ребята.

«Барским домом» все жители в округе привыкли называть большую усадьбу, которая стояла заколоченной на невысоком холме возле озера в самом центре поселка. Хозяева усадьбы, потомственные дворяне из знатного древнего рода Серебряковых эмигрировали за границу во время революции. С тех пор о них никто ничего не слышал. Ходили абсолютно противоположные слухи, якобы один из потомков выгодно женился на дочери американского нефтяного магната и сказочно разбогател, но во время Великой депрессии в 1932 году обанкротился и застрелился. Другая версия гласила, что потомки осели то ли в Англии, то ли во Франции и владеют каким‑то бизнесом, связанным с издательством газет. Но все эти сплетни были ничем иным как плодом воображения особо падких на сенсации жителей поселка.

– Семья какая‑то, – уклончиво ответила Злата Федоровна.

– А дети у них есть? – не унимался Сашка.

– Да вроде бы есть дочка, ваша ровесница или чуть постарше. Дачи‑то обычно для детей и снимают, – добавила с улыбкой бабушка.

– Ладно, спасибо за прекрасный обед, но, к сожалению, мне пора ехать, – сказал, вставая из‑за стола, Геннадий Анатольевич.

– А, может, останетесь? Завтра поедете, – гостеприимно предложила бабушка.

– Звучит, конечно, заманчиво, Злата Федоровна, но у меня дел в Москве много, завтра весь день в разъездах. Лучше я сегодня вернусь. В обратную сторону пробок быть не должно, – с надеждой сказал дядя Гена, на всякий случай сверяясь с картой в смартфоне.

– Ну, как знаете. Поцелуйте за меня Ирочку.

– Непременно.

Мальчики пошли проводить Геннадия Анатольевича до ворот, а бабушка побежала на кухню собрать гостинцев для дочери. Когда Сашин папа уже сел в машину, Злата Федоровна вышла за калитку и протянула через окно увесистый сверток.

– Вот, тут блины, здесь варенье яблочное. Оно, конечно, прошлого года, но все же, – объясняла бабушка. – Осенью новое сварю, – пообещала она.