Будь рядом

После этого диалога мы долго молчали, а потом Татаров решил действовать. Он приобнял меня и потянулся вперед. Значило ли это то, что он хочет поцеловать меня? Со мной это было впервые. Раньше я вообще не думала о мальчиках, не то чтобы встречаться. Сердце билось как бешеное! И в самый напряженный момент я услышала, как во входной двери проворачивается ключ. Родители вернулись. Дима поспешно убрал руку с моей талии и отодвинулся.

– Поля, ты дома? – мама с шумом поставила сумки на пол.

Мы решили выйти и поздороваться. Я видела, что Дима немного смутился, и меня это даже немного позабавило. Родители были рады видеть Татарова, ведь его отец был одним из главных инвесторов папиных проектов. Мама предложила нам выпить чаю, мы же решили тихо ретироваться в мою комнату и досмотреть фильм там. Я не была похожа на типичных девочек своего возраста, я была фанаткой группы «Nautilus Pompilius» и всю комнату засила постерами с Бутусовым и Умецким. Стены, постельное белье и занавески – все темное, поэтому в комнате было мрачно. Родители, в тот момент думали, что я готесса и ярая фанатка рока, но это, несомненно, подростковое и скоро пройдет. Благо, они не запрещали мне так самовыражаться. На столе творился хаос. Клей, ножницы, бумага, блокноты, личный дневник, кружка с чаем всегда были желанными гостями на нем. Казалось, в этом бардаке может потеряться не одна исследовательская экспедиция. Ну, творческий я человек, что тут поделать… Мне было страшно вести Диму в такой беспорядок, однако перспектива пить чай с мамой устрашала куда больше. Вскоре она занялась своими делами и вовсе о нас забыла, так что мы могли продолжить начатое. Я уже не сомневалась в том, что он Дима хочет меня поцеловать, но все же решила спросить:

– Дим, ты ведь меня хочешь поцеловать, правда?

– Да. Разве это плохо? Или ты не хочешь?

– Ну, нет, просто это… ну, это со мной впервые.

– Хм, а ты знаешь, со мной тоже. Не то чтобы раньше я не целовался, дело было, но то другое, без чувств. А к тебе меня тянет словно магнитом.

– Правда? А давно?

– Да года два уже… Мне просто казалось, что я тебе совсем не интересен. Даже боялся подойти к тебе. Но тогда, в при встрече в булочной, я понял, что пора действовать. А что насчет тебя?

– Сказать честно, я тоже питаю к тебе давнюю симпатию.

– Тогда может, стоит стать парой? Что думаешь, Поль?

– Думаю, что давно пора, Татаров.

Я улыбнулась ему в ответ, и на этом мы закончили диалог. Дима приблизился ко мне, крепко обнял и поцеловал, сильно, но при этом немного нерешительно. Меня захватывало необычное ощущение: если было бы можно написать картину моих чувств, то на ней были бы бабочки и нежно‑голубое небо. Мы потеряли счет времени. В реальность нас вернул телефонный звонок: отец приказал Диме срочно возвратиться домой. Я не стала ничего писать в дневнике, решила просто сохранить этот день в воспоминаниях. Такое никогда не забудется.

 

Три

 

Время летело с бешеной скоростью. Мы уже стали полноценной парой, которая уже пять месяцев встречается, а кажется, будто совсем недавно, впервые поцеловались с Татаровом у меня дома.

На дворе стоял морозно‑снежный февраль. Сегодня утром я встретилась со своим парнем. Дима был не в духе: вчера он получил нагоняй от отца, за то, что без спроса взял его машину. Мы вместе дошли до школы, поминутно поскальзываясь на неочищенных ото льда тротуарах. В целом, ничто не предвещало беды. Я получила отлично по математике и литературе, поэтому была довольна как слон. Поделилась своими достижениями с возлюбленным. Он тихо буркнул «Ура!» и предложил проводить меня до дома. Добрались мы быстро. Дома было пусто. Татарову нужно было помочь отцу, поэтому он спешно поцеловал меня в щеку и убежал. Оставшись наедине с собой и своими мыслями, я погрузилась в чтение очередной книги. На этот раз – «Здравствуй, грусть!» Ф. Саган.

…Так здравствуй, грусть,

Любовь любимых тел,

Могущество любви,

Чья нежность возникает,

Как бестелесное чудовище

С отринутою головой

Прекрасноликой грусти.

Поль Элюар (Перевод Рустам Ябин)

 

Автор книги смогла показать нам любовь с разных ракурсов. С одной стороны счастливую и легкую, с – другой трагическую и безумную. Я так зачиталась, что забыла о времени. Я услышала звонок в дверь и оторвалась от книги. С работы вернулся отец; судя по всему, он был не в духе, хотя, возможно, просто очень устал. Ясно было только одно: у него проблемы. И хотя отец мой – успешный бизнесмен, с инвестициями у него не всегда все было ладно. Побоявшись спросить, что стряслось, я решила накормить его ужином, предложить газету, но он отказался и от того, и от другого. Через некоторое время пришла домой мама. Она выглядела явно бодрее. Между нами завязался обычный будничный разговор: я показала ей свои оценки, она меня похвалила, мы обменялись парой дежурных фраз о прошедшем дне. Это было как раз то, что мне нужно, груз напряжения и возрастающей тревоги упал с плеч. Вернувшись в комнату, я взялась за дневник.

23 февраля 2005 г.

Брр… Сегодня сущий дубак!. Сегодня было снежно, но не удалось даже немного прогуляться – я продрогла до костей. Хочется праздничного настроения, но, увы, его нет. Елка по‑прежнему стоит напротив балкона, такая красивая, разодетая в советские игрушки с красной звездой на макушке. Вот смотрю я в окна напротив и вижу в них ту же обстановку, однако они счастливы, они семья, у нас же неизвестно что. Отец с матерью постоянно ругаются. Сегодня мама радовалась моим отличным оценкам, отец же просто отмахнулся. Он не в духе, впрочем, так часто бывает в последнее время. Видать, что‑то случилось на работе. Расспрашивать его я не стала, надеюсь, позже все выяснится. Хоть бы все было хорошо. Я так переживаю. Как бы его проблемы не сказались на маме, и она снова не ходила с синяком под глазом. Однажды, мать что‑то сказала отцу, а он вышел из себя и ударил ее. Я предлагала написать на него заявление или принять какие‑то меры, но она отказалась. Говорит, что это все от тяжести работы, да и сама, мол, виновата. Мне кажется, что мир трещит по швам А что мне остается? Разве, что писать об этих переживаниях в дневник. Папа у нас вроде бы и хороший, но…

 

На этом я закончила запись и легла спать.

 

Четыре