Человек в красном

Врач уже не раз пытался убедить его, что причина вовсе не в нём самом, а в том, что мать его была «душевнобольной», как выражался доктор. Друг всегда кивал и соглашался, но точно знал, что врач ничего не понимает. Его мать не была душевнобольной. Чтобы человек стал душевнобольным, у него должна заболеть душа, а у его матери души не было. Это Друг давно понял, но никому пока не рассказывал о своем открытии. Он ждал особенного человека, который поймет его. И вот особенный человек показался на крыльце здания.

Как всегда при виде этой девушки у него захватило дух. Её звали Катя, но Друг про себя называл её Катенькой. Он ужасно оскорблялся, слыша, как одногруппники и друзья зовут ее Катей, или, того хуже – Катькой. Он был абсолютно уверен, что ей тоже неприятны эти небрежные имена, но она, по доброте своей, всё им прощала.

И еще он знал ее тайну. Катенька была ангелом. Друг очень гордился, что он узнал это прежде, чем она рассказала сама. А в том, что она непременно расскажет, он не усомнился ни разу.

Другу не терпелось спросить у Катеньки о том, каково там, на небе, в Раю. Он никогда не сомневался в существовании Бога и Рая, равно как и Ада. Ему казалось, что Катенька наверняка должна была встретиться в Раю с его мамочкой, которая и рассказала ей про Друга. Потому Катенька и пришла в этот мир, чтобы помочь и спасти, потому всегда и чувствовала его взгляд на себе, хоть и не видела его ни разу.

Эти свои мысли, про ангелов, бесов и душу мамочки, Друг не рассказывал даже своему доктору. И в церковь не ходил, потому что и там он видел грязные мысли на лицах людей, только в церкви эти пошлые, низкие мысли перемешаны были со священными словами молитв, что всегда оскорбляло Друга. Оскорбляло и расстраивало – ведь такому количеству людей помочь он не мог. Грустно было осознавать свою слабость.

А врачу он не говорил, потому что не хотел опять в больницу. Там были одни сумасшедшие, а не душевнобольные, как обещал ему доктор. Друг больше не хотел в больницу.

Катенька была не одна. С ней были девушка и парень из ее группы. И пошла она не в сторону метро, а к другому корпусу. Значит, предчувствие не обмануло – она собралась встретиться с подругой. Спасибо, мамочка!

Сегодня он был в красной футболке. Он всегда надевал красное, когда приходил важный день. Из‑за цвета футболки он волновался, как бы она не заметила его раньше времени. Те, предыдущие, потом всегда вспоминали именно эту футболку.

До перекрестка она дошла с одногруппниками, потом юноша и девушка свернули в другую сторону. Друг снова поблагодарил мамочку. Наверняка это именно она отвела в сторону ненужных людей, оставила ее одну, для него. Он пошел за Катенькой. Друг точно знал, что за несколько лет наблюдений за людьми он научился быть незаметным, однако видел, что она постоянно оборачивается по сторонам, чувствуя его взгляд. Как он упивался такими минутами! Никто из прошлых не чувствовал его так сильно как она. Да, он всё выбрал верно – и девушку, и день. Теперь всё будет хорошо. Спасибо, мамочка!

 

 

Глава 2

 

Катенька сидела на скамейке возле корпуса, где училась ее подруга, и читала. Друг любовался ею из‑за угла здания. Сосредоточенное лицо, на котором отражались прочитанные строки, было чудесно. Он удивлялся, до чего красивой она иногда бывала.

Он уже знал, что люди становятся по‑настоящему красивы, когда страдают. В минуты боли, переживаний у них не остается дурных мыслей, строки, написанные на их лицах, в такие минуты становятся чистыми и красивыми. Они думают о любимых, о страхе, боли, счастье, о верности и вере. В минуты страданий, настоящих страданий, неважно, физических или духовных, вся грубость исчезает из их мыслей и в них появляется Бог.

Мысли Катеньки были красивы всегда. Вот сейчас, например, он видел, что она переживает за героя книги. И так искренне и сильно, что, он готов был поклясться, он увидел лицо того ангела, которым она была.

Сейчас! Он почувствовал, минута пришла. Друг глубоко вдохнул, и, стараясь не делать резких движений, подошел к Катеньке и присел рядом:

– Здравствуйте, – в тишине пустого университетского двора прозвучал его высокий дрожащий голос.

– Добрый день, – сдержанно ответила девушка и едва заметно подвинулась к противоположному краю скамьи.

– Я просто хотел с вами познакомиться, – более уверенно продолжил Друг, давая знать, что это он, тот, кто звонил ей все эти месяцы, чей взгляд она всегда чувствовала, чьи глаза искала в толпе, – это он!

Друг ждал, что она сразу всё поймет, она обнимет его, засмеется, как умеет смеяться только она одна, но Катенька молчала. Друг почувствовал, что с каждой секундой ее сердце ускоряет темп, мечется под ребрами, словно забывает, что от него требуется. Ему вдруг стало не хватать воздуха, голос перестал слушаться и стал отвратительно тонким, тихим и слащавым. Пока он еще мог разговаривать, Друг поспешил объясниться, но предатели губы произносили совсем не то, что он хотел говорить:

– Я просто хочу с вами подружиться. Понимаете, мне очень сложно знакомиться с людьми… Я желаю вам счастья, любви… Что вы читаете? Интересно? У вас есть молодой человек?.. – мысли его спутались, речь становилась всё более бессвязной, ему казалось, будто он падает пропасть, он почти слышал шум страшной пустоты на дне этой пропасти, хотя точно знал, что нет там никакого дна. Таблетки! Короткое слово вспыхнуло в его мозгу, отчаянно пытавшемся удержать сознание за ускользающий хвост. Он повернул голову направо и увидел ее лицо. Катенька! Она уже не скрывала страха.

Собрав все оставшиеся слова, что он еще помнил, Друг протянул ей бумажку, которую комкал в руках всё это время:

– Вот, на всякий случай, возьмите мой номер телефона, – он не верил, что этот отвратительный блеющий голос принадлежит ему. Катенька отшатнулась:

– Простите, не надо.

Друг, понимая, что приступ совсем близко, еще раз попытался всучить девушке листок с номером телефона, но она упрямо смотрела в книгу и проигнорировала его движение. Тогда он, не помня себя, сорвался с места и быстро пошел вон с территории института, не разбирая дороги. Кажется, он даже плакал, но не был в этом уверен. Он ни в чем не мог быть уверен во время приступов своей болезни.

Друг никогда не мог вспомнить, что происходило во время приступов. Он понятия не имел, что делал в эти минуты, а иногда и часы, но доктор говорил, что он не опасен для общества. Поэтому он и разрешил Другу жить дома, а не с сумасшедшими. Друг не мог жить с сумасшедшими, он не выносил, когда люди вели себя как животные.

В больнице он знал всего одного человека, душевнобольного, как и он. Именно душевнобольного, а не сумасшедшего. Друг очень остро чувствовал эту разницу. Но потом этот человек с больной душой умер, и Другу стало совершенно невозможно находиться в клинике. Тогда доктор его выписал.

И Друг начал помогать другим людям, становясь им другом. Он помогал им обрести чистоту, как он сам это называл, – вознестись. Но помогал он людям не во время приступов. Собственно, сам приступ заключался в том, что сознание его отключалось на какое‑то время, и он просто автоматически повторял начатое действие. Вот и теперь, спустя два часа, Друг обнаружил себя уже далеко от института, где училась Катенька, абсолютно не помня, как он туда попал.