Четвертая повесть

– Что, например? Прижечь кочергой? – широко раскрыв глаза, спрашивала Маша, слегка нервничая.

– А что там такое? – поинтересовался старик.

– Да так, след из прошлой жизни, – ответил Айзек.

– А‑а‑а, – понимающе кивал старик головой. – У нас тут в деревне живет один такой, бывший городской. Беглец. Говорит, что в тюрьме побывал. Можно у него спросить про этот след.

Маша и Айзек внимательно посмотрели друг на друга. Это нельзя было назвать блестящей идеей, но другого выхода они пока не видели, потому согласились.

На следующий день после обеда старик привел соседа. Это оказался мужчина невысокого роста, невзрачный на вид, юркий и веселый.

– Здоров, молодежь. Что там у вас за проблемы?

– Может, это не проблема, – с надеждой сказала Маша. – Может, никто уже не помнит об этих кодах.

– У нее на шее отменный товарный знак, – сказал Айзек.

– Показывай свой достояние, – обратился мужчина к Маше.

Маша встала у окна, чтобы номер возможно было увидеть.

– Где взяла? – спросил он.

– В крепости, – ответила Маша.

– Они такие побрякушки не забывают, это точно. Если здесь жить будешь, можешь не переживать. А если в город собираешься, могут отправить в дальние дали. Я в одном таком месте ребро потерял и три года своей жизни.

– Нет, – на Машу накатил ужас от воспоминания тех лет, которые она провела на корабле, – не хочу.

– Так что, с ним можно что‑то сделать? – спросил Айзек.

Мужчина смотрел на Машу и улыбался.

– Либо резать, либо прижигать.

– А менее жестокий вариант есть? – Айзек смотрел на Машу.

– Есть, – кивнул мужчина, – в охране Серого города покажут.

– И чем прижигать? – спросила Маша.

– Да хоть палочкой. Только прижигать придется весь код. Если считают хоть одну цифру, на свободу уже не вернешься, там бежавших не любят. Филипповна, мазь у тебя волшебная от ожогов была. Осталась?

– Осталась, – вздохнула Филипповна с сочувствием.

– Мазь хорошая, шрамов видно не будет, если вовремя мазать. Сейчас найдем инструмент для пыток и все сделаем.

Машу это совсем не вдохновляло. Мужчина нашел палочку с карандаш, выпросил у хозяйки водку, протер ней Маше шею и поджег палочку о свечку.

– Садись на стул у окна, а ты иди, держать будешь, – обратился он к Айзеку.

– Думаете, она убежит? – спросил тот удивленно.

– Думаю, чтобы в обморок не упала. Иди, держи.

Айзек встал рядом с Машей и уперся ребром в ее голову, с другой стороны придерживая рукой.

– Ай, – закричала Маша на весь дом и хотела дернуть головой, но Айзек удержал ее.

– Терпи, терпи. Судьба твоя тяжелая, – приговаривал мужчина.

Маша с трудом выдержала, пока выжгли весь код, но еще не знала, что ее ждет ночью.

– Теперь его никто не увидит? – спросил Айзек, когда они закончили и Филипповна наносила Маше мазь.

– А никто на него смотреть и не будет. Машина его считает, да и все. Но после такой температуры он уже работать не будет. А зачем вы вообще туда едете?

– Мы едем на Острова, – сказал Айзек.

– Звучит не плохо. Как там жизнь на Островах?

Айзек опять начал свои рассказы, а Маша пошла на кровать. Всю ночь она не спала, мучаясь от боли. Ей казалось, что у нее поднялась температура. Под самое утро она отключилась, но не надолго. Как только она повернула голову, боль опять ее разбудила. Из‑за этой боли они пропустили так вовремя попавшуюся попутку и еще неделю просидели в деревне, развлекая стариков и проедая запасы, которыми их снабдили в Оленьем. Айзек успел сходить с хозяином за дровами, а Маша старательно мазала ожег, сначала пытаясь избавиться от боли, потом надеясь на то, что не останется шрамов. Ожоги постепенно заживали, но полоса красных пятен от уха до плеча была хорошо видна.

– Все пройдет, коже нужно время, чтобы восстановиться, – говорила женщина, глядя на то, как Маша стареется.

– Я знаю. Только не знаю, сколько у меня времени, чтобы пятна хотя бы перестали быть красными.

– Я тебе дам свой платок, обвяжешь, никто и внимания не обратит.

Филипповна достала из шкафа небольшой розовый платок в мелкий белый цветочек и вручила его Маше.

– Вот, попробуй.

Маша повязала платок и перекинула косу на сторону со шрамом.

– Надеюсь, его действительно не смогут считать, – сказала Маша, глядя на себя в зеркало.

– Завтра выезжает машина, – послышался голос Айзека, заходившего с улицы. – А, ты уже готовишься. Вот и замечательно, утром выезжаем.

Утро было ветреным, на середине пути началась метель и водитель уже с трудом видел дорогу, но к вечеру все утихло и на удивление, вокруг уже было меньше снега, а погода была теплее.

Поскольку уже темнело, им пришлось искать ночлег. Где‑то недалеко от этой деревни должен быть транспортный узел с вокзалом. Об этом они узнали у мужчины, который выжигал Маше код. Можно было не ехать до ближайшего города, а сесть на поезд на этом вокзале, который предназначался для людей, направлявшихся на рудники. Там была и связь. Осталось узнать у местных, где его найти.

В деревне был магазинчик, который делил помещение с местной забегаловкой. Маша и Айзек спросили у хозяйки, где здесь возможно найти жилье. Им удалось продать меховые вещи, которые им были уже не нужны. Хозяйка магазина выдала им потрепанную обувь и куртки, которых пока было достаточно. Ночевали они у нее. Она же познакомила их с человеком, который часто ездил к станции. Периодически он покупал у проезжих разные вещи.

Доехали они быстро, деньги у них были, хоть и немного. Первое, что сделал Айзек – позвонил Дане. Оказалось, что он уже в Натюрине несколько месяцев.

– Я думал, что я тебя уже никогда не увижу, – эмоционально приветствовал друг Айзека.

– Да, такое могло случиться. Ты согласился ехать в Натюрин? – без энтузиазма спрашивал Айзек.

– Конечно. Это город – мечта. Я здесь почти три месяца, но не могу насмотреться на него, – Даня выглядел счастливым.

– Ты помнишь, что я тебе говорил о Натюрине?

– Что? Что тебе что‑то приснилось? Айзек, это не серьезно.

– Что приснилось? – послышался рядом с Даней женский голос.

– Познакомься, это Айзек, о котором я тебе рассказывал. А это Соня.

С монитора на Айзека смотрела худенькая белокурая девушка с большими голубыми глазами.

– Понятно, на что ты насмотреться не можешь, – хмыкнул Айзек, – но я тебе не о снах говорю.