Чувства наизнанку
– Нинусь? – выдохнула я, – Что мы все обо мне, да обо мне. Ну, подумаешь, работа. Ну черт с ним с этим Ханом проклятым. Ты лучше расскажи, как у тебя тут дела? Сколько мы с тобой не виделись, м‑м?
И подруга вдруг встрепенулась, а потом залилась соловьем, рассказывая, что наконец‑то, вроде как, встретила нормального парня и уже дважды сходила с ним на романтическое свидание. Я конечно же улыбалась в ответ на ее слова, а сама под столом отчаянно скрещивала за нее пальцы. Потому что, ах и ох, но сколько раз сидя на этой самой кухне, я слышала подобные восторженные рассказы, а вскоре услужливо подавала ей салфетки, когда она оплакивала очередного мудака.
Нинке было тридцать три, мне двадцать два и один черт знает как так получилось, что мы сдружились. Но факт оставался фактом – она была одной из немногих, кого я считала близким человеком. Правда даже ей я не могла открыться до конца, рискуя прийти к неутешительным для себя выводам.
Так и сидели мы на кухне, болтая обо всем, кроме сегодняшнего инцидента, а глубоко за полночь все‑таки решили, что с нас хватит и двинули спать. Но перед тем, как лечь на разложенный и скрипучий диван‑книжку, я впервые обратилась к подруге со странной просьбой:
– Нинусь, ты мне дай какую‑нибудь пижамку, а?
– Пижамку? Нафига тебе пижамка, Сажина? На улице лето, жара вон какая, даже ночью парит. Да и ты всегда у меня в труселях спала и не выделывалась. Если так надо, то вон там в шкафу возьми какую‑нибудь мою домашнюю футболку и дуй в постель. Пижмку ей, – хмыкнула Нинка.
А я еще раз отчаянно вздохнула.
Спать в трусах? Да я бы с радостью, если бы только они у меня были.
Были, да сплыли…
Подруга укладывается на свое привычное место у стенки и блаженно прикрывает глаза, а я все‑таки топаю к шифоньеру и принимаюсь выискивать там какую‑нибудь подходящую для своего случая одежонку. И нахожу – удлинённое домашнее платье. Подхватываю его радостно и несусь в ванную комнату, где тут же принимаюсь раздеваться.
М‑да…
Одна нижняя пуговица на блузке все‑таки выдрана с мясом, подвязки пояса для чулок испорчены, да и капрон дал стрелку после соприкосновения с его ремнем.
Ох…
Вспышка воспоминания окатывает меня сначала ледяной водой, а за ней сразу же кипятком. С ног до головы. Сначала остужает нервы, а затем вновь их раскаляет за считанные секунды.
Устала…
Тру подушечками пальцев глаза и присаживаюсь на край простой чугунной ванны. Тихо вздыхаю, а потом почти до крови прикусываю кончик языка. Сильно. Потому что на нем еще остался Его вкус, въелся в рецепторы, ввинтился и пророс корнями так, что уже ничем не вытравишь.
И как я могла допустить все это? Глупая гусыня…
Продолжаю раздеваться, веду плечами, позволяя соскользнуть с себя шелку белоснежной блузки. Перевожу взгляд на грудь, шиплю и почти в голос ругаюсь.
– Новый бюстгалтер, ну какого художника, а?
Снимаю с себя испорченное ажурное белье и недовольно поджимаю губы. Ну еще бы! Ведь подрал такую красивую вещь и все почем зря. У‑у‑у, ненавижу!
Скатываю с ног чулки и отстегиваю пояс – все это на мусорку. Бесит! Бесит неимоверно!!!
Остаюсь обнаженной и медленно веду взглядом по своему отражению в зеркале. На бедре обнаруживаю несколько маленьких синяков. Сзади на ягодице тоже. Подхожу ближе, приглядываюсь, а потом резко дергаю головой, не в силах больше смотреть на все эти отвратительные следы недавнего на меня посягательства.
Разворачиваюсь и резко кручу краны, а потом не дожидаясь оптимальной температуры встаю под упругие капли воды. Всхлипываю от чего‑то, а потом шлёпаюсь на задницу, с ужасом понимая, что с губ срывается первый, но полный отчаяния стон. Еще минута безуспешных попыток, и я уже беззвучно плачу. Я умею – жизнь меня слишком часто пинала, чтобы я наконец‑то освоила этот полезный навык.
Спустя десять минут я уже чувствую себя намного лучше. Не в норме, но из горла больше не рвутся эмоции. А потому я понимаю, что только сейчас смогу спокойно уснуть, больше не думая ни о чем и особенно о глазах цвета стали. Выхожу из ванной, вытираюсь, надеваю на себя растянутое и видавшее лучшие времена домашнее платье‑футболку и на цыпочках крадусь в комнату, где давно уже сладко спит подруга.
Ложусь на свою подушку, морщась от протяжного скрипа дивана, накрываюсь простыней и замираю. Лежу тихо, чтобы не спугнуть затихшие мысли в своей голове. И неистово приказываю себе спать.
Спать, черт возьми!
Да только все бесполезно. Стоит мне лишь закрыть глаза, как тут же передо мной яркими красками взрывается картинка, а за ней еще одна. Еще и еще, и снова…
И мне не остается ничего больше, кроме как пережить все это вновь. От и до!
Лавина разнополярных эмоций…и обжигающие прикосновения его пальцев на моем бедре. Так преступно близко к запретному и недозволенному. Но Марку было плевать на правила – всегда.
Его правая рука пропутешествовала от колена вверх и угнездилась между моих ног, большим пальцем планомерно поглаживая ягодицу, пока левая рука хозяйничала спереди, помогая до неприличия задирать мою юбку. А я только стояла на месте как в копанная и в шоке хлопала глазами, слова глупая корова! Пока не стало катастрофически поздно…
Марк встал в полный рост, а вместе с ним и его ладони взметнулись вверх. Огладили ягодицы, сжали их с силой и двинулись дальше, смыкаясь на бедрах спереди чуть ниже от моих трусиков.
– Что… ты делаешь? – выдохнула я, уперевшись ладонями в стол.
– Ох, ну надо же, ты мне больше не выкаешь, – хохотнул Хан, а затем резко дернул меня на себя, сталкивая нас вместе и практически высекая искры у меня из глаз. Холодный металл его пряжки опалил мою голую попку, заставляя тихо охнуть от неожиданности. А еще потому, что я совершенно ясно почувствовала, насколько серьезны его намерения.
– А я все думал, надолго ли тебя хватит. Месяц продержалась. Я удивлен, Таня…
Его голос словно играет на моих невидимых струнах, а потом и вовсе рвут их, когда из его рта вырывает мое имя. И только я хотела со всей дури двинуть ему по руках, как меня стремительно крутанули на месте, подхватили под задницу и усадили на рабочий стол, разводя ноги в стороны.
А дальше я полетела в глубокую кроличью нору, потому что его губы обрушились на меня.
Клянусь Богом, я пыталась увернуться, но мне не дали этого сделать. Уже спустя мгновение его ладони жестко зафиксировали мою голову, а пальцы с силой надавили на подбородок, заставляя меня приоткрыть рот.
И все. Цунами. Ураган. Смерч.
А я только слепо шарила руками по его груди, пытаясь оттолкнуть от себя его мощное тело, но получала в ответ только еще большее давление на мой пошатнувшийся мир.
И мычала, уговаривая себя не отвечать ему. Ни коем случае!
