Чувства наизнанку

– Ясельная группа! – саркастически цежу я и стискиваю кулаки, – Зато теперь понятно почему вам нужно по несколько раз повторять очевидные вещи, Марк Германович.

– И какие же?

– Вам тут не рады!

Резкий и хлесткий удар в дверь и тут же слышатся удаляющиеся шаги по лестничным пролетам. Всего несколько минут и все стихло.

Как будто бы Марка Хана никогда тут и не было. Иллюзия? Но какая горькая, правда?

Привалилась облегченно к двери и сползла по ней вниз, а потом закрыла горящее лицо ладонями и в цвет выругалась. Забористо. Трехэтажно.

Ну это надо же? Приперся ко мне! С вином! Хочет он видите ли! Аж целый месяц терпел бедняга малохольный! И как не двинуть копыта от такого счастья, ну правда же?

А‑а‑а!!! Бесит!

Но через пару мгновений очередной звонок в дверь оглушает мои перепонки. Все никак не угомонится, несчастный!

– Да какого черта тебе надо? – ору я и вскакиваю на ноги.

– Ну, Тань, ты ж сама меня позвала, – слышу я недоуменный голос подруги.

– Ой, – проворачиваю замок и распахиваю дверь, а потом недоверчиво кошусь на то, с чем она ко мне пожаловала.

– Тань, ты чего? – подозрительно косится на меня Ковалёва.

– Ты где это взяла? – киваю я на букет и бутылку вина, что еще совсем недавно держал в руках Хан.

– Ой, подруга! – растягивает гласные Нинка и закатывает в апофеозе глаза.

– Ковалёва! – рычу я.

– Я сейчас такого мужика на в твоем крыльце встретила, Тань! Ну просто умереть – не встать! Стопроцентный Бог! Глаза – во, губы – ах, тело – полный улет. Я бы такому даже на первом свидании дала бы, каюсь!

– Да что ты говоришь? – прищурилась я.

– Да, Сажина. Но! Были и минусы.

– И какие же? – ошалело спросила я, сама не зная почему.

– Матерился как сапожник.

– М‑м…

– А потом улыбнулся мне как сущий ангел во плоти и вручил вот это, – и подруга протянула мне букет и бутылку итальянского Пьер Совиньон.

– Дура ты, Нинка, – приняла я ношу из ее рук и двинула к кухонной зоне, чтобы уже водрузить пресловутые алые розы в трехлитровую банку.

Вазы у меня отродясь не было.

– Это еще почему? – следовала по моим пятам Ковалева.

– Потому что это был Хан, – пожала я плечами.

– Что? – заорала подруга, но я ждала подобной реакции и потому даже не вздрогнула.

– Я говорю, что это был…

– Да слышала я! – фыркнула подруга и закатила глаза, – А знаешь, нифига он не красивый, Танька. Я резко передумала.

– Да?

– Да! Губы слишком пухлые и глаза у него слишком… э‑э‑э…слишком серые.

– Слишком серые? – прыснула я и рассмеялась.

– Да! Мышиные! Вот!

– Ну все ясно, – хохотала я между словами.

– Как белый день! Вино выпьем, а цветы давай выбросим от греха подальше, нечего от всяких мышиных королей веники подбирать. Погоди! А он к тебе приходил со всем этим, да?

– Угу, – поковыряла я несуществующую трещинку на столешнице.

– Он что, совсем совесть потерял?

– Угу, – еще раз кивнула я.

– А ты что, дала ему повод потерять эту совесть, Танька? – недовольно уперла руки в бока Нинка.

– Блин!

Простонала я, понимая, что попала на рассказ как никогда…

 

Глава 4 – О том, как кое‑кто ошалел…

Таня

– Не хочешь мне рассказывать, да? – обиженно потянула Нина и стрельнула в меня глазами исподлобья. С упреком, будто бы я упала в ее глазах ниже плинтуса.

Да чего уж говорить? Я и в своих глазах давно пробила дно.

– Нин, да как такое расскажешь?

– Очень просто. Открываешь рот и начинаешь болтать все с самого начала.

– Все с самого начала ты знаешь, – повернулась я и сложила руки на груди.

– Да, знаю, Тань. Типа как твой Хан тебя терпеть не может, рычит на тебя словно дикое животное и вообще пытается сожрать со всеми потрохами. Так?

О, да! Так!

И тут же низ живота неожиданно и сильно скрутило жарким и острым спазмом. И все только потому, что я вдруг вспомнила, как он действительно рычал на меня, стоя между моих разведенных ног и пытался реально сожрать, набрасываясь на мой рот.

Похотливое чудовище!

– Мы целовались, – тихо прошептала я, зажмурившись. А за ребрами начал разрастаться ядерный гриб из воспоминаний.

Целовались? Разве подходит это жалкое слово для описания того, что со мной делал Хан? Нет. Определенно нет!

– О, да неужели?

– Я этого не хотела, – зашипела я и нервно принялась расхаживать туда‑сюда вдоль кухонного уголка.

– Конечно нет.

– Но он так неожиданно набросился на меня!

– Когда?

– В прошлую пятницу.

– Ага! А я думаю, чего это ты вдруг тогда пижамкой озадачилась, – подперла кулаком подбородок Ковалёва, и я виновато на нее посмотрела, – что, засосы понаставил, да?

– Трусы с меня стащил, представляешь? – прижала я ладони к горящим щекам.

– Боги! Да я бы сама из трусов выпрыгнула, если бы этот твой Хан на меня набросился!