Чужая жизнь. Повесть
Повернулась к стене и заплакала. Но и на слезы сил не было.
9. Тане разрешили гулять по дому и выходить во двор. Но, естественно, под пристальным наблюдением обслуживающего персонала. Таня уже познакомилась с уборщицей Цицино, охранником Джумбером, поваром Васико, помощниками Гедевана Ладо и Нуго. Все они были милые, общительные люди. С ними можно было приятно провести время за столом, рассказать анекдот или ничего не значущую ерунду.
У Цицино была дома лежачая мать и трое детей подростков. Гедеван по доброте душевной позволял ей время от времени звонить по своему кабинетному телефону соседке по корпусу и узнавать что творится дома. И Цицино была ему очень благодарна.
Дом был большой и Цицино постоянно что‑то драила и протирала. Таня подошла к ней и предложила:
– Давайте, помогу. Мне все равно нечего делать.
– Не надо, Таня, не надо. – испугалась Цицино, оглядываясь по сторонам. – Вдруг батони Гедеван увидит и я работу потеряю. Где такое место найду.
Само собой, просить ее участвовать в побеге не обсуждалось по определению. Таня все же поболтала с уборщицей о том, о сем для расширения кругозора.
Выяснилось много интересного. Гедеван платил всему штату более чем хорошо. И всячески помогал в разных проблемах по мере обнаружения. Ладо в прошлом году мать помог прооперировать. Нуго привез из их общей деревни и дал путевку в жизнь, Джумберу подарил свою старую машину. Словом, все служили Гедевану не за страх, а за совесть. К Тане все они относились хорошо, но без подобострастия.
Она понимала, что надо ждать свежего человека извне. Может, он совершит чудо. И молилась:
– Господи, пусть кто‑то придет сюда.
И дождалась. В один из ничем не примечательных дней ворота открылись и во двор въехала машина. Из нее вышел немолодой человек в костюме и черных очках. Такие очки обычно носили мхедрионовцы. Их было видно издали и положительных эмоций они не вызывали. Еще не остыли воспоминания, как подъезжали хлебным очередям и стреляли в воздух, забирая себе буханки, сколько хотели.
Таня бросилась к нему и закричала.
– Спасите меня! Они держут меня здесь силой!
Джумбер тут же бросился к ней и оттащил в сторону.
Гедеван вышел навстречу гостю и сказал со спокойной улыбкой.
– Не обращай внимания, дорогой. Это моя племянница. Дочь моей покойной Тамары. Не хочу ее держать на Асатиани. (1) Как нового человека увидит, сразу бросается. Проходи в дом, Тамаз.
И они скрылись за дверьми.
Таню снова закрыли в ее клетке.
Примечание.
1. Адрес психиатрической больницы в Тбилиси.
10.
Жизнь Тани протекала без новостей. Гедеван жил какой‑то своей жизнью, то уезжал в город, то проводил несколько дней на даче. Отсыпался, пил с гостями, иногда просто слушал музыку. И тогда обязательно заглядывал к Тане со всеми вытекающими подробностями. Мысленно Таня назвала его павианом и с отвращением терпела его ласки. Периодически он спрашивал у неё.
– Что бы ты хотела иметь, моя девочка?
Она обычно отвечала
– Ничего.
Ее вполне устраивали наряды в шкафу и украшения в небольшой шкатулке. Всё равно их некуда было носить и некому было ими хвастаться. С бабушкой она несколько раз общалась по телефону, стараясь её не нервировать. Свою душевную боль всё равно никому не скажешь, а старушка разнервничается. Впрочем, она и так всё понимала без слов. Только вздыхала.
– Значит, судьба у тебя, Танечка, такая.
Гедеван и тут проявлял заботу. Бабушка Клава с какой‑то заискивающей торопливостью докладывала внучке.
– Вчера был Нуго, привёз лекарства и продукты. Ты не волнуйся, у меня всё есть. Гедевану Шалвовичу передай большое спасибо.
В один из дней Таня опять позвонила соседке и узнала:
– Твоя бабушка умерла 3 дня назад. Мы не знали как тебе сообщить. Телефон ты не оставила. Похоронили в складчину.
С Таней случилась истерика.
– Как я ненавижу тебя, Гедеван.
Гедеван, узнав о печальном событии, всполошился, повез тут же Таню к свежей могиле, предварительно выяснив на каком именно кладбище похоронили старушку. Накупил цветов, директору кладбища, стоявшему на вытяжку, подробно объяснил каким именно камнем отделать цоколь и какой конкретно памятник он хотел бы тут видеть. Таня сидела в машине и смотрела сквозь слезы в одну точку – на свежий холмик с завядшими гвоздиками и охапкой дорогущих роз от Гедевана. Его же заботил на тот момент только одна мысль.
– Могила должна быть в порядке, чтоб перед людьми было не стыдно.
Таня слушала его и думала, что Гедеван и многие жители Грузии живут на разных планетах. Еще год назад соседку в корпусе напротив похоронили в старом шкафу. Никто и не удивлялся. Время такое.
11. Таня медленно переваривала факт ухода бабушки, единственного родного человека. И думала, как жить дальше, на что опираться в этой жизни. Бабушка Клава, хоть и многое не понимала в этой ежеминутно меняющейся круговерти, но имела внутренний стержень. Она говорила Тане в самые аховые моменты:
– Ныть нельзя. Дело не поправишь, а хуже сделаешь и себе и людям.
– Перемелится – мука будет и сама по сусекам растрясется.
– Бывает и хуже худшего.
– Верь, что впереди свет и будут у тебя силы его увидеть.
У бабушки жизнь была тоже не сникерс в розовой обертке. Ее, 16 ‑летнюю угнали на работы в Германии. И было там всякое, три романа написать мало будет. В 45 ‑м познакомилась она с молоденьким солдатиком, Таниным дедушкой. Поженились. Вначале не было у них ничего, даже табуретки. Потом тихо – тихо, все наладилось. Дедушкину военную часть перевели в Вазиани. И так они оказались в Грузии.
Вспомнилось еще бабушкино высказывание:
– Никакая пакость не бывает навсегда.
