Дерзай

– Все, – сконфуженно произнесла она, стараясь не встречаться со мной взглядом. – Можешь отдыхать и делать, что хочешь. Вечером пройдешь осмотр еще раз, – схватив грязные бинты, девушка поспешно вылезла из палатки. Я поймал себя на мысли, что улыбаюсь, как идиот. Какая же она все‑таки красивая! Аж дух захватывает. А это что? Неужто птицы поют? Странно. Они пели все утро или решили проявиться только сейчас?

Выбравшись из палатки, я на ватных ногах побрел к костру. Внезапно захотелось совершить какой‑нибудь подвиг, чтобы Дина снова посмотрела в мою сторону и улыбнулась. Но что сделать? Может, помочь ей со спальниками? Да нет, я шить не умею, да и от рук моих сейчас никакой пользы.

Не успел я дойти, как буквально у меня под носом, на бревно рядом с Диной уселся Димон с иголкой и нитками в руках.

– У тебя, наверное, руки уже устали, – услужливо поинтересовался он, кивнув на спальник. – Давай, я закончу.

– О! Как мило, Дима. Я и не знала что ты умеешь шить, – умилилась девушка, протягивая ему другой конец спальника и продолжая шить.

– Да тут многого знать и не надо, – отмахнулся Димон, ехидно взглянув на меня.

Я невольно закатил глаза. Тоже мне подкат! Ничего лучше придумать не смог, да? Лучше бы ты ее на руках носил, кретин, у нее же ноги болят!

На земле, рядом с Диной и Димоном, положив голову на бревно, а под тело подсунув пенку, лежал Руслан с Диминой книжкой по выживанию в руках. Посасывая соломинку (интересно, и откуда он их все время берет?), парень лениво перелистывал страницы, щурясь от солнца. Позвякивая колбочками и баночками, по поляне носился Донован, стараясь поймать одну из летающих вокруг бабочек. Аланка дремала в палатке, а Леха рубил на части огромные бревна, запасая топливо в дорогу. Когда бревен набиралось достаточно много, проводник раскладывал их сушиться вокруг костра, а сухие откладывал в сторону.

«Вот она – лагерная жизнь во всей своей красе», – про себя подумал я.

И так умилила меня эта картина, что, подкатившая было злость на Димона, неожиданно прошла. Слишком уж мирно было сейчас в лагере и конфликтовать совсем не хотелось.

 

ГЛАВА 6

 

Вечером мне снова сделали перевязку. На ужин была лапша с консервами. Было хоть и мало, но вкусно. Потом Руслан сыграл на гитаре какую‑то не очень веселую песню, и мы помянули Петровича. А ночью снова было организовано дежурство. Меня от этой обязанности освободили, так как мне полагалось отсыпаться. Как и предыдущей ночью, компанию мне в палатке составляла Дина. На всякий случай, вдруг плохо станет. От девушки меня отделял лежащий между нами рюкзак, но ее сопение я слышал отчетливо. Тихое и прерывистое. Сон опять не шел, и какое‑то время я просидел, смотря на спящую девушку. Во сне она была не менее прекрасна, чем во время бодрствования. Волосы спутались и разметались по спальнику, длинные ресницы чуть подрагивали, а из приоткрытого рта стекала небольшая слюнка. Раньше я наверняка испытал бы отвращение, но сейчас меня это умиляло. Хотелось лечь рядом и сгрести ее в объятья, чтобы ей было теплее, но я сдержался. Это было бы неуместно.

***

Утром солнце скрылось за облаками, но было по‑прежнему тепло. Мы собрали вещи, затушили костер. С минуту постояв над временной могилой Петровича, двинулись в путь, приготовив оружие для защиты от диких зверей.

Я не помню, как долго мы шли, но через какое‑то время, местами на дороге начал попадаться снег, причем в более крупных масштабах, чем ранее. С горы дул очень холодный сильный ветер, поэтому идти нам помогали специальные палки для альпинистов. С утра я не перекинулся с Димоном и словом. Не знаю почему, но мне начало казаться, что он меня не то избегает, не то просто игнорирует. Раньше такого никогда не случалось, но он явно был чем‑то недоволен. И этим «чем‑то», а точнее, «кем‑то», похоже, был я.

Вскоре чернозем закончился, и мы словно переместились в мир вечной мерзлоты. Деревья здесь были покрыты толстенным слоем снега, а ноги тонули в белоснежных сугробах. Сперва по щиколотку, потом по голень, затем по колено. Из‑за подъема и увеличения давления стало тяжелее дышать. Воздух же стал настолько холодным, что пришлось закутаться в шарф и плотнее застегнуть зимние куртки. Я еле‑еле смог натянуть на руки теплые перчатки, да и палки держал с трудом. Было по‑прежнему пасмурно. Иногда с неба начинал падать снежок, но быстро прекращался. Очень долгое время мы шли по лесополосе. Приходилось обходить заснеженные деревья, а местами пробираться через сугробы, которые, к этому моменту, стали нам уже по пояс. Леха шел впереди, как обычно прокладывая дорогу. Следом за ним шли Руслан, снова начавшая канючить Аланка, после – Донован, Дина, я, и замыкал наше шествие Димон.

В какой‑то момент пришлось сделать внеплановую остановку – у Руслана разболелась голова, и пошла носом кровь. Еле живой, чуть ли не захлебываясь ею, парень расположился под деревом, под ругань Аланки, внезапно начавшей выяснять отношения с Диной.

– Мы просто обязаны сделать привал на пару часов, а если ему не полегчает, придется спускаться обратно! – настаивала Дина, сидя в снегу на коленях и роясь в аптечке.

– У нас нет столько времени, круги наворачивать! Поднялись, спустились, снова поднялись и опять спустились! Мы уже третий день не можем добраться до нужной точки! – возмущалась в ответ Аланка прямо над ухом копающегося в своем рюкзаке Лехи. – Это же анархия! Я не могу даже думать в таком хаосе! Леха, ну хоть ты ей скажи!

– Успокойся, Алан, – попросил Леха, морщась от девчачьего визга. – Уверен, нам не придется возвращаться; сейчас мы посидим, малясь акклиматизируемся и пойдем дальше. Организмы у всех разные, этот фактор необходимо учитывать.

– Это безобразие! – истерично взвизгнула Аланка. – Это высшая степень безобразия! Почему я вынуждена терпеть это?! Леха, ты уволен!

– Я работаю не на тебя, Алана, – подчеркнуто спокойно ответил проводник, выпрямляясь во весь рост, – а на Стаса. А он не уволит меня, пока я не доведу вас до Казахстана. И если ты чем‑то недовольна, тебя никто тут не держит. Берешь рюкзак и возвращаешься той же дорогой, которой мы пришли. Будешь продолжать ныть, мы оставим тебя тут, и гори ты синим пламенем. Поняла?!

Аланка аж задохнулась от возмущения. Еще никто не позволял себе разговаривать с ней в таком тоне! А Леха посмел! Выпишу‑ка я ему премию, что ли, за то, что наконец‑то поставил ее на место. На моей памяти он первый, кому это удалось.

Поджав губы и тряхнув белоснежными кудрями, выбившимися из‑под белой шапки, возмущенная до глубины души Алана, под пристальным взглядом Лехи, гордо прошествовала к своему рюкзаку и достала оттуда термос с чаем. Бросив на меня страдальческий взгляд, попавший в опалу проводник снова присел на корточки и продолжил регулировать лямки рюкзака.