Дети отцов

– Враги и конкуренты папы говорили об этом сразу же, когда стало известно о смерти Андрея, и распространяли эту информацию.

Поскольку Ласкарина не смотрела на них, братья смогли украдкой переглянуться; они оба явно были озадачены первой реакцией своей доверительницы.

Она же продолжала:

– Но все это ложь. Андрей умер сам – не выдержал красивой жизни. К делам корпорации он даже и не успел подступиться – все праздники были, праздники, в связи с нашей свадьбой. Брак являлся важным, Андрей был сыном важного контрагента папы. И как раз потому, что враги и конкуренты папы стали распространять эту информацию, а мнение родителей Андрея было важнейшим, папа передал его тело Палеевым и попросил их провести все возможные экспертизы, исследования, проверки, обследования – все, что можно, чтобы они, Палеевы, сами установили причину смерти своего сына. Они и так доверяли папе, но откликнулись на его просьбу. Все документы есть, я их привезу. Так что эту ложь можно легко опровергнуть.

– Ваши враги будут говорить, что вы подкупили Палеевых или запугали их, – предположил Владимир.

– Нет, это было бы невозможно. Мой свекор до создания бизнеса был генералом, настолько неразговорчивым, что даже жена и сын редко слышали его голос. Андрей пошел в маму – был такой же легкий и добрый. Запугать или подкупить Николая Федотовича невозможно вообще.

Ласкарина покачала головой.

Потом она молчала. Синегоровы поняли, что она хочет сказать что‑то еще.

Так и было:

– Меня больше всего беспокоит, что это удар по Ватацису – по Ивану Васильевичу. Почему‑то он очень не любит, понимаете, ну очень не любит упоминаний о том, что когда мы женились, я была вдовой после первого брака. Я не хочу, чтобы что‑то огорчало Ваню.

Синегоровы удивились (хотя и не подали вида): они впервые слышали, что Ласкарина так по‑домашнему говорила о своем супруге, и при этом – еще и так заботливо – «Ваня». Раньше она всегда называла его «Ватацис»

Ирина Федоровна повторила, с огорчением качая головой:

– Он очень расстроится.

– Скрыть от него это невозможно? – спросил Владимир.

Виктор с укором посмотрел на брата.

– Нет, скрыть можно, но это еще хуже – он же все равно узнает.

Ласкарина прищурила глаза:

– Есть какие‑то мерзавцы, которые хотят внести разлад между мной и Ваней, и есть кто‑то внутри корпорации или кто‑то близкий к нашей семье, кто сообщил тем мерзавцам эту информацию. Их нужно остановить. Я не могу потерять его.

– Ваши дяди?

– Нет, им такая личная информация никогда не сообщалась.

В словах Ласкариной прозвучало сейчас вот только что не откровенное презрение к ее ленивым дядям.

Она продолжала:

– То есть это удар по мне через него, в первую очередь это удар по нему. А люди знают, что я Ватациса в обиду не дам – никогда и никому.

Глаза Ласкариной горели таким ярким и холодным огнем, что Синегоровым стало очевидно: людям, организовавшим эту публикацию, задевшую Ивана Ватациса не поздоровится.

Ирина Федоровна меж тем продолжала, явно взбодряясь:

– Так, хорошо, что вы мне сразу сообщили. Дайте мне эту газету, и я сразу же поеду к Ване, все ему расскажу – лучше я ему расскажу про эту гадость, чем кто‑либо иной. Мне важно не потерять его доверие. Все остальное – потом.

Ласкарина взяла газету и встала из‑за стола.

– И обсуждение иска о защите чести и достоинства? – спросил Виктор.

– Да. Все потом. Сейчас – Ваня.

С этим словами Ирина Федоровна уже стремительным шагом выходила из переговорной и потом из офиса бюро Синегоровых.

А братья переглянулись, теперь уже открыто. Надо же, суровая решительная уверенная деловая женщина, истинная бизнесвумен, жестко руководящая крупной корпорацией – и у нее такие нежные чувства к мужу (которого обычно она чаще всего называла просто по фамилии).

Как же многогранен бывает характер. И как много всего может быть скрыто в одном человеке.

Но предаваться философско‑психологическим размышлениям Синегоровы не могли себе позволить. Владимир отправил помощника купить еще один экземпляр этой газеты, и потом они с братом собрались в кабинете обсуждать новости.

Виктор сказал:

– Володь, информацию об адвокатских связях Гусева нужно узнавать поскорее.

– Да. Потороплю.

 

Еще подъезжая к зданию Измайловского суда, Виктор увидел, что Василий входит в двери суда. Виктор вместе с помощником вышел из машины (водитель поехал парковаться) и тоже направился в суд.

На четвертом этаже суда он заметил Василия, беседующего со своей доверительницей. Увидев брата, тот что‑то сказал собеседнице и направился навстречу ему. Посередине холла Виктор и Василий поздоровались.

– Это мой брат Василий Всеволодович Синегоров, – формально представил Виктор Василия своему помощнику.

Однако эта официальная фраза не могла скрыть теплого отношения Виктора к представляемому им младшему брату.

 

Конец ознакомительного фрагмента