Дитя русалочки. Книга пятая

Еще через некоторое время я стал ощущать вкус еды. Обычно меня даже не тянет на еду, и мне всегда было непонятно, почему вы, люди, так часто нуждаетесь в еде. Но вскоре я ощутил голод. Настоящий голод, из‑за которого всему телу стало так некомфортно. Ясмина будто бы жила моими желаниями. Она тут же шла есть, и я шел вместе с ней. Она ела, а я ощущал вкус еды. Вкус соли, черного перца и других приправ в рыбе, мясе, каше. Мне очень нравится вкус рыбы. А больше всего в вашем мире меня поражает вкус перезревших бананов. Такие мягкие, с черными крапинами на желтой кожуре. В последнее время Ясмина их часто стала употреблять. Сладкие, мягкие, немного вяжут и тут же растворяются на языке. Вы, люди, не понимаете, в каком прекрасном мире вы живете, что у вас есть столько всего, что можно так легко и просто попробовать. Я раньше этого не знал, а сейчас даже не могу себе представить, как можно так просто жить и не радоваться каждому дню. Но, по всей видимости, изменения происходили не только во мне. Несмотря на постоянные тренировки, Ясмина все же находила время, чтобы пообщаться с другими девушками. Сам удивляюсь, как она много стала в последнее время улыбаться, общаться. Она даже стала дружить с другими гимнастками. И не просто ходить вместе с ними в столовую, но и гулять с ними во время перерыва. Лето было в самом разгаре, и все находились в трепетном волнении перед предстоявшим чемпионатом мира, который должен был проходить в конце августа в Киеве. Ясмина старалась изо всех сил. И я, как мог, поддерживал ее. Просто желал ей всеми силами победы, и это как‑то действовало на нее. У нее появлялись силы, энергия, выносливость. Даже прыжки получались в разы выше, чем раньше. Расстраивало лишь одно: за последний месяц Ясмина немного прибавила в весе. Прибавка была незначительной, но для гимнасток каждый грамм на счету. Впервые это было выявлено случайно. Как‑то раз Ясмина во время прогулки надела обтягивающее трико, и ее милые подружки отметили, что ее осиная талия выходит за борт. Они посмеялись, а Ясмина в тот же вечер встала на весы и пришла в ужас. Она прибавила целых два килограмма. До очередного медосмотра осталось меньше двух недель. Но она не стала впадать в панику. Скинуть два килограмма для нее не проблема. На следующий день она ограничила себя в еде. Гимнастки и так питаются скромно, а тут она еще решила урезать и без того урезанный рацион. Мне это очень не понравилось. Я постоянно ощущал голод. Я готов был кинуться на еду, но не мог. Меня злило, что я не могу поесть, когда еда так близко. Ясмина тоже стала раздражительной. Сила воли у нее железная, но голод был таким сильным, что она периодически срывалась. Потом неслась к унитазу и все вырывала обратно. Сначала я с этим яро боролся, но потом у меня напрочь исчерпались силы. И когда я совсем ослаб, тогда и Ясмина попала в больницу. Ее нашли в туалете. Она лежала без сознания рядом с умывальником. В больнице ее тут же обследовали. Взяли кучу анализов, подключили к ней уйму трубок. Она лежала бледная, исхудалая, безжизненная. Мне почему‑то в этот момент так захотелось ей сказать, что я ее люблю. Не знаю, за что и почему, но я вдруг ощутил, что люблю ее. Что она мне важна, что без нее я не смогу жить.

Через несколько часов я увидел ее нового тренера. Извините, но я не помню ее имени. За последнее время слишком много людей окружало нас с Ясминой. Это была высокая подтянутая женщина лет сорока с копной выкрашенных в лиловый цвет волос. Когда Ясмина пришла в себя, тренер и врач вошли к ней в палату. На лице тренера читалось некое негодование и даже злость.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил врач.

– Уже лучше, – слабо ответила Ясмина. – Голова закружилась. Прошлую ночь я совсем не спала. Думаю, поэтому мне стало плохо. Когда я уже смогу снова приступить к тренировкам?

Врач и тренер переглянулись, Ясмина это заметила.

– Что такое? – тревожно подернулся ее голос. – Что со мной? Я ведь смогу дальше тренироваться? Все ведь со мной в порядке? Когда я смогу уже отсюда выйти?..

– Успокойся, ребенок, – ласково, но твердо сказала тренер.

– Значит, так, – неуверенно начал врач. – Ты пока не можешь тренироваться. Ты, барышня, у нас беременная.

Кровь тут же отлила от лица Ясмины. Сухие, бледные губы задрожали. Она что‑то хотела сказать, но вместо этого выдавился какой‑то невнятный, сухой хрип.

Присутствующие снова переглянулись, и врач неспешно покинул палату.

Молчание было долгим и мучительным. По холодным щекам Ясмины одна за другой катились слезы. Из губ не вырвалось ни звука. Тренер сидела на кушетке, стараясь не глядеть в ее сторону.

– Когда это случилось? – наконец обратился вопрос к Ясмине.

– Вы о чем? – дрожащим голосом проговорила Ясмина.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я, – холодно выплеснула тренер. – Или у тебя этих мужчин было несчетное количество?

Ясмина замотала головой.

– Нет. У меня был только один парень. Мы были с ним только один раз. Это случилось еще весной.

– Что?

Тренер вскочила на ноги и нервно замаячила по палате. Сейчас она была похожа на грубого, неотесанного мужика.

– Значит, на Кубке мира ты уже была беременной. Как это у тебя еще не выявили повышенный ХГЧ? Теперь я понимаю, откуда у тебя такие способности.

– Что вы имеете в виду?

– Я слышала, что ты способна на все ради победы. Ты специально забеременела к этому периоду. Знала, наверное, что гонадотропин повышает физические способности. Теперь я понимаю, откуда эти высокие прыжки, нечеловеческая выносливость…

Ясмина стала совсем как полотно.

– Я ничего такого не знала. У меня всегда были такие прыжки. Вы можете спросить у Нины Степановны, я всегда была выносливой… Пожалуйста, поверьте…

Голос Ясмины притих, словно его поглотила сдавившая горло судорога. И тут она беззвучно зарыдала.

– Нина Степановна… – усмехнулась тренер. – А ты, видно, пошла по ее стопам. Слышала ведь, что в свое время Нина Степановна должна была стать чемпионкой мира по спортивной гимнастике. Но забеременела и бросила спорт в самом расцвете своей карьеры. Этот мир так и не узнал ее имя. Так и осталась в списке рядовых спортсменов России. Она предпочла семью. Предпочла ребенка. Вот и ты такая же.

Тренер с презрением окинула взглядом плачущую Ясмину и с натянутой мягкостью заговорила снова:

– Все, хватит. Не надо плакать. Ничего уже изменить нельзя. Или придется заплатить цену. Большой спорт требует каких‑то жертв. Сама понимаешь. Но это тебе решать. Я никого заставлять не стану. Все, не могу смотреть, как ты тут сопливишься. Позвоню Нине Степановне. Пусть приезжает и что‑то с тобой делает.