Дитя русалочки. Книга пятая

Тренер нервно поднялась с кушетки и вышла из палаты. Оставшись в одиночестве, Ясмина упала на подушку и глухо зарыдала. Страдание сжало мое сердце, и я кинулся к ней, сделав попытку обнять ее. Я даже смог немного ощутить прикосновение к ее хрупкому телу. Но она была настолько безутешна, что мне больше ничего не оставалось, как просто сидеть рядом и слушать ее рыдания. Мы просидели вместе до рассвета. Ясмина всю ночь проплакала в подушку, а я сидел рядом и сочувствовал ей. В эти горькие мгновенья я думал только о том, как бы помочь ей. И только когда рассветные лучи забрезжили над больничными крышами, я вдруг осознал, кто я и почему я так неразрывно связан с Ясминой. Доктор сказал, что Ясмина беременна. Я только теперь понял, что я и есть тот ребенок, который был зачат той весенней ночью. Да, она меня не видит, но я уже живу в ее утробе. Мое сердце бьется, я слышу звуки, ощущаю вкус, могу прикасаться. Вот почему я все это время был рядом с ней. Ясмина – моя мама. Слезы подкатились к горлу, но наружу не выплеснулись. Но я уже мог ощущать горечь и то, как сжимается грудь от боли и печали. Я уже полноценный человек, и моя душа вполне это осознает. Закрыв глаза, я ощутил вокруг себя теплые мамины воды. Мое тело было почти полностью сформированным, и я уже мог делать осознанные движения. Сейчас я слышу горькие всхлипывания Ясмины. Она страдает, и эти страдания передаются мне тоже. Мне тоже плохо, и я плачу вместе с ней. Мне хочется сказать ей, что все будет хорошо. Хочется, чтобы она услышала мой голос и поняла, что я рядом. Всегда буду рядом. Она ведь дала мне жизнь, она меня питает, она обо мне заботится. Она ест то, что мне нравится, и пьет столько, сколько мне нужно. Здесь, под ее бьющимся сердцем, я ощущаю тепло, ощущаю ее заботу и любовь. Здесь я чувствую себя как в мягкой колыбельке, где никто мне не причинит зла. Не знаю почему, но я был уверен в том, что она об этом позаботится. Эти мысли наполняли меня все сильнее и сильнее, и я уже ощущал мир изнутри. Я стал частью этого огромного мира, этой бесконечной вселенной. Ясмина позволила мне появиться. Она подарила мне эту возможность чувствовать и жить. Я еще не могу привыкнуть к тому, чтобы называть Ясмину мамой, но и называть просто по имени мне казалось нелепым. Поэтому у меня получается через раз звать ее то мамой, то просто Ясминой. Эта сильная девушка, выдающаяся спортсменка – моя мама.

Я не знаю, как долго я был погружен в эти мысли. Когда мой дух снова оказался снаружи, я увидел рядом с мамой Васима. Оказывается, прошло целых два дня. Васим приехал тут же, когда обо всем узнал. Они сидели вместе и молчали. О чем шла речь до этого, я не знал. Но что‑то мне подсказывало, что должно что‑то плохое случиться. Когда в дверях появился доктор, у меня похолодели руки.

– Идите за мной, – приказал врач.

Мама в пижаме в мелкий цветочек тяжело поднялась с кровати, и вместе с Васимом они послушно последовали за доктором. Я пошел вместе с ними.

– Присаживайтесь, – любезно пригласил доктор, указывая на кресла напротив себя.

Я присел на кушетку.

– Так ну что тут у нас?.. – деловито сказал врач, листая какие‑то документы, переворачивая пестрые бланки. – Анализы хорошие. Беременность протекает хорошо, без патологий. Ребеночек здоровый, полноценный, соответствует сроку. Может быть, вам дать еще время подумать?

Только сейчас я разглядел доктора. Это был тяжелый, тучный мужчина лет сорока, если не больше. Черты лица нечеткие, подбородок без видимых границ переходил в шею. В глазах прослеживались усталость и запечатанное навек смятение. Он как будто никогда не улыбается и будто бы уже не живет, а существует. Во мне он не вызвал никаких эмоций.

– Я не могу долго думать. У меня чемпионат на носу, – с горячностью фыркнула мама.

– Тут, вообще‑то, речь идет о живом человеке, – опустив глаза, сказал доктор, как бы между прочим.

– Папа, пожалуйста, – теряя терпение, выдохнула мама.

– Я все понимаю, доктор, – поспешно заговорил Васим. – Я понимаю, о чем вы говорите. Но мы уже подумали и решили, что так будет лучше.

– Срок слишком большой. Двадцать недель – это уже полноценный ребенок. Риски тоже большие. Никто не гарантирует тебе, что ты после этой процедуры быстро восстановишься. Ты можешь никогда больше не забеременеть и вообще остаться инвалидом на всю жизнь.

– Хватит меня запугивать! – вскричала мама, закатывая раскрасневшиеся от гнева глаза. – Во всем мире это делают, и женщины как‑то живут дальше и не умирают.

– То женщины, а ты совсем еще ребенок, – так же с напускным равнодушием произнес доктор.

– Хватит! Хватит! Я не хочу это слушать. Делайте что нужно. Мое здоровье и мое будущее – не ваше дело. Я, может быть, вообще больше не хочу детей. Я здоровая и быстро восстановлюсь, так что не надо разводить тут драму. Папа, заплати им сколько нужно! Сделайте это поскорее!

– Послушайте сюда, барышня, – голос доктора стал как кремень.

Мама тут же притихла.

– Это моя обязанность – предупредить о последствиях, – продолжил доктор. – Как там дальше сложится ваша жизнь, мне, если честно, глубоко плевать. Вы сидите перед двумя взрослыми людьми, извольте вести себя как подобает. Орать и повышать голос на меня в моем же кабинете вам никто не разрешал. Если вам что‑то не нравится и вы такая неадекватная, то прошу выйти. Мы продолжим разговор с вашим отцом, и он потом вам все передаст…

– Ясмина, перестань, – строго одернул Васим. – Доктор, извините. Продолжайте, пожалуйста.

Ясмина откинулась на спинку кресла и прикрыла лицо рукой, как козырьком. Доктор выждал предупредительную паузу и продолжил:

– Нам придется вызвать преждевременные роды. Но проблема в том, что при таком виде аборта плод может родиться живым. Поэтому прежде нам придется умертвить плод солевым раствором. Есть и другие методы. Например, расчленение плода и извлечение его по частям. Но это травмоопасно для матери, так что я обычно этот метод не рекомендую.

Глаза Васима заполонила мутная дымка, и он тяжело опустил голову на руки. Ему было плохо. А мама сидела холодная, и даже ни один мускул не дрогнул на ее лице. Я сидел и не понимал, а точнее не верил… А если еще точнее, то мне не хотелось в это верить. Конечно же, она на это не пойдет. Она не такая жестокая. Нет, она этого не сделает. И мне хотелось крикнуть в лицо этому доктору, что все это просто слова. Ведь я слышу ее сердце, она не может быть такой жестокой. Она тоже чувствует меня. Она знает, что я уже могу ощущать боль. Как же она может на это пойти? Это ошибка. Это какая‑то ошибка!

Пока я перебирал калейдоскоп мыслей в своем мозгу, Васим попросил маму выйти в коридор и подождать там. Я весь дрожал от страха. Васим, пожалуйста… Ты ведь ее папа. Ты скажешь слово, и все это прекратится. Ты увезешь дочь домой в Волгоград и дашь мне возможность родиться.

– Я знаю, что она у меня избалованная. Я сам ее испортил своей любовью, – виновато заговорил Васим, оставшись с доктором наедине. – Но поверьте, доктор, у меня никого, кроме нее, нет. Я тоже врач. Я знаю все последствия. Пожалуйста, сделайте все, чтобы с ней все было в порядке. Если вы откажетесь, она пойдет к другому, менее опытному специалисту или, еще хуже, сделает с собой что‑нибудь. Она без спорта у меня не может. В этом вся ее жизнь. Помогите, пожалуйста. Я заплачу сколько нужно. Только не отказывайтесь, прошу вас.