LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Дитя русалочки. Книга пятая

Юми положила на стол шприцы, ампулы и спокойно сказала:

– Скажи своей дочери…

Вот именно на эти слова я бы хотел обратить ваше внимание. Некоторые слова вылетают, как мячики, некоторые – как брызги воды, а порой даже стелются, как мягкий ковер. Но начальная фраза Юми была подобна шипастым камням. Они выкатились из ее уст и, ударившись несколько раз об пол, глубоко залегли в сердце Ясмины, которая уже не притворялась умирающей. Она ясно и отчетливо услышала эту мамину фразу: «своей дочери». И только еще больше утвердилась в том, что мама отказалась от нее уже очень давно.

А Юми тем временем продолжила:

– Скажи своей дочери, что если она не будет получать уколы, то еще целый месяц не сможет ходить на тренировки. Так врач сказал.

Ясмина тут же сообразила своей курчавой головкой, что в ее долгое отсутствие Диана целый месяц будет лидером в их группе. Она будет лучшей гимнасткой целый месяц. Нет, Ясмина не может позволить этому случиться. Она лучшая, и все и всегда должны об этом помнить. Поэтому Ясмина перестала плакать, задыхаться. Надутыми губами пробубнила:

– Тогда путь папа делает мне укол. Он не больно делает.

Юми пожала плечами и вышла.

Через пять минут на кухню ворвался Васим и умолял ее сделать дочери укол.

– Ты мне поверь. Я клянусь тебе, – задыхаясь, говорил он. – Я не могу даже представить, что ей будут делать укол. Мне даже на этот шприц смотреть страшно. Я умоляю тебя. Придумай что‑нибудь. Давай скажем, что… Или как‑нибудь провернем это дело. Ты ведь не бросишь меня в эту минуту.

Юми была то ли слишком доброй, то ли слабохарактерной. А может быть, это жизнь с Васимом и Ясминой сделала ее такой. Ведь раньше она была очень сильной и принципиальной. Стоит только вспомнить, как она не уступала Васиму целых шесть лет, когда он пытался за ней ухаживать. Сейчас она уже растеряла былой лоск и достоинство. Выглядела она измученной и подавленной. Сейчас ей будто бы было все равно. Она уже даже не находила в себе сил бороться с обстоятельствами или даже с собой. Скрутив очередное кухонное полотенце в плотный рулетик, она помыла руки и направилась в комнату Ясмины.

– Мама только наберет лекарство в шприц, – сказал Васим бледными, сухими губами. – А то папа не умеет. Ты пока ложись.

Ясмина послушно легла лицом вниз и стянула с себя колготки. Юми взяла двухкубовый шприц, две ампулы, ватный шарик, пузырь со спиртом и присела на край кровати Ясмины.

Девочка тут же обернулась и решительно заявила:

– Нет, я хочу, чтобы папа делал мне укол. Мама больно делает.

– Мама тебе даже ни разу не сделала ни один укол, – произнесла Юми. – Откуда ты знаешь?

– Я знаю, – обиженно ответила Ясмина.

– Не переживай, дочь, – сказал Васим, присаживаясь на колени рядом с кроватью. – Мама сейчас наберет лекарство, а я сделаю тебе укол. Конечно же, папа сделает тебе не больно.

Звучно щелкнули ампулы, и Юми ловко наполнила шприц. Васим смочил ватку спиртом и взял из рук Юми наполненный шприц с обнаженной иглой. У него руки задрожали, и пот на лбу выступил прозрачными бусинами, едва он коснулся поршня.

– Вот, доченька, – сказала он, сжимая в одной руке ватку, в другой наполненный шприц. – Папа сейчас тебе будет делать укол. Ляг ровно и смотри в другую сторону. Тогда будет не так больно.

Ясмина послушно уткнулась лицом в подушку и выпрямилась. В эту секунду Юми расторопно провернула всю эту незаметную процедуру, от которой у Васима перед глазами замелькали мушки. Кажется, ему было больнее, чем Ясмине. После этого Юми обратно всучила Васиму пустой шприц.

– Вот видишь, – сказала Ясмина, довольно отрывая лицо от подушки и натягивая колготки, – папа делает совсем не больно. Я даже не почувствовала.

Васим положил шприц в лоток и дрожащими пальцами провел по кудрям дочери. Еще немного, и он лишился бы сознания.

– Юми, сделай мне, пожалуйста, чай, – сдерживая дрожь, попросил он.

Вы себе можете это представить? Взрослый мужчина, высокий и крепкий, врач к тому же. А чуть было не потерял рассудок из‑за того, что увидел, как дочери сделали обычный укол в ягодичную мышцу.

Можно было бы даже над этим позабавиться, если бы не Юми. Она вышла из спальни еще более удрученная, чем вошла в нее. Я видел, как она рассасывает в своей голове одну и ту же мысль: «Я здесь лишняя».

Если бы я мог плакать, то непременно бы проронил несколько слезинок. Так мне стало жаль Юми. Окутанная одиночеством, она прошлась по коридору и заперлась в ванной. В эту же секунду появилась тень хранителя. Это ангел Юми. Он также прошелся по коридору и просочился в запертую дверь.

– Как ты думаешь, что она там делает? – внезапно раздался голос рядом со мной.

От неожиданности я подпрыгнул на месте.

Это был хранитель Ясмины. Он уже не в первый раз вот так появляется: неожиданно и ниоткуда.

– Не знаю, – ответил я.

– Таблеток хочет наглотаться, – спокойно ответил хранитель Ясмины.

– Как?! – встрепенулся я. – Она что, умрет? Как же так?

– Не переживай. В этом мире все рано или поздно умирают. Но Юми сейчас не умрет. Видел, кто за ней последовал? Если сейчас было бы ее время, то за ней бы другой пришел. А так просто хранитель ее прибыл.

– Значит, она сейчас не умрет?

– Сейчас нет. У нее будет другая смерть.

– А какая?

Ангел бросил на меня усмешливый взгляд.

– Много будешь знать – в рай не попадешь.

– Правда?

– Нет, – сипло рассмеялся хранитель Ясмины. – В рай люди попадают не поэтому.

– А кто может попасть в рай? Я когда‑нибудь там окажусь? А почему за мной никто не приходит? Или я тоже чей‑то ангел? Почему ты показываешь мне жизнь именно этой семьи?..

– Полегче с вопросами, – отрезал ангел. – Ты все узнаешь в свое время.

– Но я уже не хочу смотреть на все это. Меня твоя хранимая Ясмина уже выводит из себя. Ты видишь, как она себя ведет. Наглая, дерзкая, невоспитанная. Она над всеми превозносится. Изводит Юми истериками, настраивает Васима против нее. Обращается с другими, будто бы они собаки. Почему ты ничего не делаешь? Ты ведь приставлен к ней, чтобы охранять.

– Вот именно. Я рядом с Ясминой, чтобы охранять. То есть чтобы она не ушла из этого мира раньше положенного срока. Раньше того, как она выполнит свое предназначение на этой земле. Я хранитель, а не воспитатель. Так что нечего меня этим попрекать. Все претензии к ее родителям.

TOC