Дитя русалочки. Книга пятая

Ясмина вышла на ковер. Раздался короткий щелчок, заиграла музыка из «Лебединого озера», а именно партия черного лебедя. Ее коварные глаза, холодная улыбка, оголяющая ровные белые зубы, резкие повороты, как никогда, хорошо вписались в этот образ злодейки. Мне даже кажется, что Ясмине не пришлось прикладывать сюда свой артистизм. Она просто показывала свою настоящую сущность во время этого номера. Черная атласная лента, как хлыст, вздергивалась над потолком, и летела вниз прямо в руки Ясмины, как живая змея. Временами это выглядело так, словно черное гладкое тело кобры крупной ровной спиралью окольцовывает гибкий стан гимнастки. Предмет вмиг ожил в ее руках, и теперь танцевала не только она, но и та черная тварь, ползающая на чреве своем и ядущая прах земли. Ясмина была ужасна и притягательна одновременно. Почему зло кажется таким таинственным и соблазнительным? Вот добро – оно понятно и открыто. И потому как будто кажется скучным. Зло же всегда покрыто какой‑то завесой, за которую хочется непременно заглянуть. Зло влечет к себе, завораживает, акцентирует на себе внимание, пленит с первого взгляда. Неудивительно, что единственное запрещенное дерево в раю оказалось таким большим в сознании первых людей, что затмило все остальные деревья, которых было целое буйство. Порой сам удивляюсь тому, какие мысли приходят мне в голову. Может быть, вы тоже могли бы мне задать тот же вопрос, откуда во мне такая тяга рассуждать о добре и зле и откуда мне известно про Эдем. Я сам не могу вам ответить. Просто я знаю это, и все. Как вот если бы вы просто знали, что после зимы идет весна. Я думаю, что если бы в то утро меня так жестоко не убили, то я был бы психологом или профессором теологии. Но мне не суждено, поэтому останется лишь нескромно предполагать, каким великим человеком я мог бы стать. А сейчас, глядя на то, как Ясмина взлетает вверх, а пятиметровая лента извивается вокруг нее волной, окольцовывает мелкими спиралями, я не мог отвести от нее своего взора. Настолько ярко горело это черное пятно на пастельном ковре.

Стоит ли еще говорить, что Ясмина в ту олимпиаду оставила всех своих соперников позади. Стоя на пьедестале почета, обвешанная медалями, она сдержанно улыбалась, глядя куда‑то в пустоту. Сквозь ее кошачий разрез глаз колючими бликами испускалось невидимое торжество. Когда все закончилось, сердце ее на миг успокоилось. Довольная победой, она тяжело закрыла глаза, и длинный выдох облегчения протянулся из ее ноздрей.

Но в этот день ее победы не нашли отклик в сердце родителей. Васим был бы и рад закатить привычный пир для дочери, только ситуация требовала отодвинуть это событие до лучших времен. В тот день Юми ни с того ни сего решительно настроилась уйти от мужа. Что на нее так повлияло, я и сам не мог понять. Она просто собрала вещи и решительно заявила, что уходит. Ревнивый Васим решил, что у нее кто‑то появился. И клялся убить ее любовника, кем бы он ни оказался. Потом он стал умолять Юми остаться, затем перешел на угрозы. Под конец он даже попытался с ней договориться, но Юми в этот раз проявила свою давно забытую твердость.

– Тогда мы будем судиться. Дочь я тебе не отдам, – пригрозил Васим. – Даже не думай. Ясмина останется со мной.

– Ты знаешь законы России, – хладнокровно заявила Юми. – Она моя дочь тоже. Ребенок остается с матерью.

Оскорбленная тем, что вместо ее триумфа у родителей оказались дела поважнее, Ясмина заперлась в комнате. Но, услышав, как ее начали делить, она тут же предстала перед ними. Не буду вам подробно передавать их перепалки. Мне самому от этого противно. Но одно я донесу вам слово в слово. Ясмина встала между родителями и, взглянув на обескровленное лицо Юми без малейшей жалости, кинула матери в глаза:

– Ты мне не мать. Я с тобой никуда не поеду.

Белые веки Юми нервно подернулись. Преодолев сухой спазм, Юми ответила:

– Хорошо. Ты можешь остаться с папой. Но я тебя буду ждать, если ты захочешь приехать.

После этих слов Юми нацарапала на голубом клочке бумаги какой‑то адрес и, взяв два своих чемодана, вышла в ночь. Юми даже не стала подавать на развод. Она просто ушла, а Васим был слишком занят, чтобы заниматься официальным расторжением. Когда дверь за Юми тихо затворилась, две круглые слезы скатились по лицу Ясмины. Она кинулась в свою спальню и заперлась там. Дикий разнузданный вопль вырвался в коридор. Я и сам не понимал, почему она так плакала в тот день. Но слезы были такими крупными, а вопли такими жалкими, что я поневоле съежился от сострадания к этой змеюке.

Вот так Ясмина в десять лет лишилась матери. Теперь она жила в свободе, с любимым отцом, который ей все всегда позволял. Только вот после ухода Юми все как‑то пошло наперекосяк. Васим замкнулся в себе, перестал радоваться. Стал так часто пропадать в бассейне, что от него за метр тянуло хлоркой. Он все так же баловал свою дочь, ни в чем ей не отказывая, только теперь это делалось с каким‑то равнодушием, не так пылко, как раньше. Он стал приводить в дом любовниц одну за другой. Ясмина не желала терпеть ни одну из них. Она выставляла их за дверь с какой‑то недетской агрессивностью. Дети иногда могут шалить и издеваться над мачехами или нянями. Но Ясмина это делала совсем иначе. Это были отнюдь не шалости. Она запросто могла сжечь одежду или сумку. Несколько раз она огарком сигареты поджигала пятки уснувшей после бурной ночи папиной любовницы. Васиму приходилось платить за лечение, за моральный ущерб. Выкручиваться и делать все возможное, чтобы его подруги не подавали в суд на его разнузданную дочь. Вскоре он сам стал бояться ее. Если раньше он потакал ей от любви, то теперь он это делал из страха. Ему стыдно было признаться даже самому себе, но он и впрямь стал бояться родную дочь. Порой он сам не мог понять, как нужно с ней разговаривать и какие меры предпринять, чтобы утихомирить пыл Ясмины. Но менять что‑то было уже слишком поздно. Ясмина была на пороге взросления и становилась все более отчужденной и неуправляемой. В конце концов Васим просто оставил все как есть. Он давал дочери столько денег, сколько она требовала. Не заставлял ее делать ничего по дому, ни о чем не просил, ни о чем не расспрашивал. С любовницами он проводил ночи вне своего жилища. Вот такая «веселая» затянулась у них жизнь.

Тем временем Ясмина продолжала заниматься художественной гимнастикой. Из кандидата перешла в разряд мастера спорта. Колесила по всей стране и Европе, пропадая по полгода на сборах, соревнованиях и олимпиадах. Думаю, на этом можно перейти к следующему отрезку ее жизни. Это будет последний отрезок из ее прошлого. Надеюсь, он мне многое прояснит. Пока что я ничего так и не понял, то есть мою роль во всей этой истории.

Снова появился хранитель Ясмины – Раф. Теперь мы его будем называть так. В этот раз он пришел с каким‑то ручным компостером. Думается мне, что это просто очередная шутка. Нужно ведь как‑то разнообразить мои перемещения.

– Давай сюда свой билет, – сказал Раф.