Дуэт для скрипки и альта

– Очень! – подтвердил Авдеев, неожиданно оказавшийся за спиной Лены. – Особенно, когда дело касается моей дочери.

– Семён Францевич, да я, собственно, просто так, – ляпнул первое пришедшее в голову Грайлер.

– Простите, что, молодой человек? – переспросил Авдеев, придвигаясь ближе.

– Пап, ну не сердись, – попросила Лена. – Я вчера была в гостях у ребят, приятные люди, между прочим, настоящие музыканты, трудяги.

– Продолжай, интересно, – Семён Францевич повернулся к ней. – И куда же это ты ходила? Мне казалось, что к подруге заниматься, или я что‑то путаю?

– В общагу, – хихикнул Петухов, услышав о чём идёт речь.

Авдеев посмотрел на трубача, потом перевёл взгляд на Грайлера.

– Гнесинка? – спросил он.

– Угу, – кивнул Миша, предчувствуя нехорошее.

– Славные были времена, да, – произнёс Авдеев и похлопал юношу по плечу. – Молодость, мой друг, молодость, всё, наверное, можно вернуть, а вот её нет, нельзя, грустно повторил он и вдруг каким‑то сразу усталым шагом вернулся к дирижёрскому пульту. Грайлер непонимающе посмотрел на Лену.

– Так как насчёт прогулки? – быстро спросила она.

– Давай не сегодня, – попросил Миша. – Я на ногах еле стою.

– Молодой человек! – услышал он голос Семёна Францевича. – Не могли бы вы сыграть соло, вот, начиная прямо с первой цифры, будьте любезны!

– Твой звёздный час настал! – прошипел Петухов. – Давай, Мих, покажи класс!

Грайлер медленно встал, пошире расставил ноги, поднял гобой и приложил губы к трости. Авдеев взмахнул рукой. Лена тревожно посмотрела на музыканта: жилы на его шее неестественно раздувались в такт звукам, льющимся легко и, казалось, непринуждённо.

– Ну ничего, ничего, – одобрил Семён Францевич, когда Миша закончил музыкальную фразу. – Как фамилия?

– Грайлер, – еле слышно ответил он, опускаясь без сил на стул и пытаясь унять дрожь в руках и ногах.

– Откуда? – продолжал Авдеев.

– Из Чернигова парень, – громко сказал Петухов. – Там такие самородки рождаются, – он ехидно ухмыльнулся.

– Ну молодец же, – улыбнулся дирижёр. – Так нужна поездка? Ты ведь еле дышишь, вижу, но сила воли развита, да и музыкальность присутствует, что – перебрал вчера? – вдруг спросил он.

– Есть маленько, – честно ответил Миша.

– Злоупотребляешь? – поинтересовался Семён Францевич.

– В меру, – улыбнулся Грайлер.

– Ладно, – Авдеев по‑отечески хлопнул его по плечу. – Я подумаю, а ты пока документы собирай. – Так! – обратился он к музыкантам. – Будьте добры, с третьей цифры!

Через несколько часов Миша Грайлер, наконец‑то, добрался до общаги, поднялся на свой этаж, прошёл по длинному грязному коридору; справа и слева из комнат доносились звуки разных музыкальных инструментов. Приблизившись к своей обшарпанной двери, покрытой старой дешёвой краской, он увидел свеженакорябанную чем‑то острым надпись «Здесь живёт Пусик».

«Когда успела?» – опешил Миша, понимая, что только Лена Авдеева могла написать это. – «Мы ж вроде как завтра на прогулку по Москве собирались. Он решительно толкнул дверь. В комнате на кровати сидел Стелькин и ел огромный бутерброд с варёной колбасой.

– О, Мих! – обрадовался он. – Как репетиция? Удачно? Ты чего так долго? Ленка приходила, сама, вот поесть принесла, сказала, что ты её отцу понравился, представляешь, Францевич‑то оказывается её папаня, здОрово, да? Ну чего молчишь?

– Дай откусить! – попросил Грайзлер и не дожидаясь ответа, жадно стал есть.

– Вкусно, – пробормотал он, пытаясь справиться с желанием проглотить колбасу не жуя. – Слушай, Жека, странная она.

– Кто? – не понял Стелькин. – Да отдай, скотина, мой бутерброд! – возмутился он.

– Не жадничай, брателло, мы всё пополам делим с тобой: комнату, хлеб, партитуры, – засмеялся Грайзлер. – Что хотела от тебя наша Леночка?

– Не знаю, – Женя пожал плечами. – Пришла, принесла пожрать, сказала, что ты молодец.

– И всё? – удивился Миша.

– Почти, – улыбнулся Стелькин. – Поцеловались пару раз, – уточнил он.

– Аааа, – протянул Грайзлер. – Она тебе нравится?

– Сам не знаю, вроде девчонка симпатичная, но странная какая‑то, – протянул Женя. – Хотя…

– Но мы же не поссоримся с тобой из‑за бабы? – спросил Миша.

– Нет, брателло, – засмеялся Стелькин. – Партитур много на свете, а ты у меня один такой сосед!

Следующая репетиция оркестра была назначена на пятницу, у Грайлера оставалось несколько дней, чтобы собрать нужные документы и начать оформление обещанной ему Семёном Францевичем поездки на гастроли в Германию.

«Деньжат подзаработаю немного, маме на лекарство и врачей пришлю, куплю себе одежды, батяне новый магнитофон», – думал Миша, аккуратно стопочкой складывая паспорт, справки, фотографии.

В дверь постучали.

– Кто? – громко спросил Грайзлер.

– Это я, Лена, – ответил женский голос. – Можно мне с Женей поговорить?

– Заходи! – пригласил Миша. – Стелькина нет, он бабкам аккомпанирует в Доме творчества, арии поют из «Севильского цирюльника», – пояснил Грайлер. – За роялем – Евгений Стелькин!

– Я бы послушала, – улыбнулась Леночка, входя в комнату. – Значит, его нет. Она помолчала.

А как же наша прогулка? – спросил Миша. – Что, Женька симпатичнее?

– С тобой мы в Германии погуляем, – улыбнулась Авдеева. – Собираешь бумажки? – она кивнула на документы, лежащие на столе.

– Надеюсь, что поеду, – вздохнул Грайлер. – Если ты, конечно, не ляпнешь какую‑нибудь гадость про меня папе, слушай… мне очень нужна эта поездка, правда.

– Плохо думаешь обо мне, – усмехнулась Лена. – Я своих не сдаю.

– А я «свой»? – поинтересовался молодой человек.

– Конечно, дурачок! – ответила девушка. – Не переживай, я, наоборот, словечко за тебя замолвлю! Только помни, что ты обещал мне прогулку!

Следующие репетиции оркестра с Авдеевым были тяжёлыми; музыканты выжимали из себя последние эмоции. Грайлер занимался не только в институте, но и дома, в общаге. Он очень старался и справедливо считал, что место на гастролях забронировано. В понедельник должны были вывесить окончательные утверждённые списки уезжающих в Германию. Накануне Миша, Женя и Лена встретились в пельменной рядом с консерваторией, где училась Авдеева.