Две Елены
– Мы так когда‑то в шпионов играли, – пробормотала Ленка.
Елена стала пощипывать бахрому своей клетчатой серо‑голубой шали, даже с виду учительской, которую она днем носила на плечах, а ночью вешала в изголовье койки. Ленка знала, что Иоанновна делает так в момент внутреннего напряжения, например когда ждет результата УЗИ или очередного вердикта врача Евгении Дмитриевны. И чем больше Елена в данный момент тревожится, тем быстрее бегают ее пальцы по бахроме.
– Ты, наверное, думаешь, что я… как бы это сказать… придаю вопросу излишнее значение. Я понимаю тебя. Но тут дело непростое…
Ленка приготовилась слушать: наконец‑то Елена всё ей объяснит!
– Против Православной культуры идет волна протестов. Считается, она ущемляет права инославных детей: мусульман, иудеев, буддистов…
– А разве не ущемляет?
– А остальные‑то? – грустно откликнулась Иоанновна.
– Что – остальные?
– Почему‑то считается, что права трех нельзя ущемить, потому что они меньшинство. А вот права тридцати – пожалуйста! А ведь это тоже ущемление: не знакомить детей, растущих в русской среде, с Православной культурой…
Ленка молчала, не зная, что возразить.
– Обычно люди боятся пренебречь интересами меньшинства, но ведь и большинство состоит из отдельных личностей. Выходит, если их тридцать, каждому из тридцати уже не так обидно? Лучше тридцать раз ущемить права личности, чем три раза?
– Ни разу нельзя, – ответила Ленка, воспитанная на традиционных ценностях еще советского гуманизма. То есть советского‑то времени она уже не застала, но ценности, на которых воспитывали детей до перестройки, по инерции сохранялись в девяностые годы. Кстати, может, они и до сих пор существуют в школе. Ленка даже не знала, чем эти ценности отличаются от православных: никого не обижать, трудиться, уважать старших и так далее…
– В изучении Православной культуре ничьи права не ущемлены, – возразила Елена. – Нельзя жить в России и не иметь представления о ее традиционной религии.
«А я вот не имею и живу себе», – мысленно отметила Ленка.
– На православных ценностях основан менталитет русского человека, – продолжала Елена. – Не зря когда‑то в России национальность определялась верой: «русский православный». Православный – значит, с русским менталитетом.
– И какой же это русский менталитет?
– За правду в огонь и в воду, – не задумываясь выдала Иоанновна.
Ленка пожала плечами:
– Кто ж против этого?
Елена вздохнула:
– Острый вопрос. В западном мире центр всего – человек с его желаниями и прихотями. Культивируется эгоизм. А центр Православного мира – Бог, хотя и человек с его волей чрезвычайно важен: он может принять Бога или не принять. Бог – всемогущий, только одного не может…
– Чего? – машинально спросила Ленка.
– Спасти человека в том случае, если человек сам этого не хочет. То есть наша свободная воля сохраняется, но при этом есть нечто выше нас.
– Ты сказала, в русском менталитете самое главное – правда. Но если бы все русские так жили…
– Не все, – согласилась Иоанновна. – Чаще водку пьют. Кстати, потому и пьют, что не сходится…
Кто‑то из будущих мам заворочался, охнул во сне, и обе Елены испуганно замолчали. Но через минуту разговор возобновился.
– Не поняла, что именно не сходится.
– Вот смотри: человек с русским менталитетом хочет жить по правде. Но у него, допустим, не получилось… допустим, не по его вине или не только по его вине. Значит, думает он, надо поменять бумагу, на которой вычерчивается линия жизни. Прежняя не годится. А пока нет чистого листа, тянется время ожидания. С водочкой, а у кого‑то с ленью или со склоками и так далее. Без правды жизнь ненастоящая, ничего не стоит, значит, нечего ее и жалеть…
– И как же тут может помочь Православие?
– Оно объясняет, что нового чистого листа не будет, жизнь на земле одна. Но можно отбелить прежний лист, испорченный, то есть раскаяться и потрудиться для исправления. И тогда лист твоей жизни вновь станет белым: как сказано в Священном Писании, «паче снега убелюся»…
Дальше голос Елены зазвучал устало, словно она спускалась с небес на землю:
– В образовании считается, лучше изучать Светскую этику. Там вроде бы всё то же самое, – при этом Елена чуть усмехнулась, – те же нравственные ценности, но только в отрыве от Бога. Не понимают, что этика – листья, выросшие на корнях религии. Иначе откуда что взялось?
– Но ведь ценности те же самые…
– А вот допустим, какой‑то ребенок скажет: «Почему я должен соблюдать этические правила?» Тут бы обратиться к корням, без которых на этот вопрос не ответить, но по программе Светской этики не положено… Кстати, об инославных, – вспомнила Елена. – Родители имеют право требовать, чтобы для их детей создали специальную религиоведческую группу, например исламскую…
Ленка обрадовалась:
– Так за чем дело стало? Замечательный выход: на каждую религию своя группа!
– Во‑первых, это в больших школах, где параллель четвертых классов занимает почти весь алфавит. Представляешь, четвертый «А», четвертый «Б» и дальше – чуть не до четвертого «Я»!
– А во‑вторых? – спросила Ленка.
– А во‑вторых – наш православный менталитет. То есть это во‑первых: что мы народ, сложившийся на основе Православия.
Но Ленку сейчас больше интересовало, будут ли в их школе другие религиоведческие группы.
– В нашей школе не будет. Она старого образца, там мало детей – всего‑навсего один четвертый класс.
– Разве сейчас еще сохранились такие школы?
– Очень немного. Их ожидает слияние, когда из нескольких небольших делают одну раздутую. Нашу школу тоже ожидает. Но пока суд да дело…
– Суд? – тревожно переспросила Ленка, не сразу уловившая оборот речи.
– Вот тебе уже суд мерещится! Не волнуйся, всё будет хорошо. В крайнем случае знаешь чего скажем?
– Чего? – напряженно переспросила Ленка.
Бледные от малокровия Еленины губы раздвинула слабая улыбка:
– Скажем, что у нас психоз на почве беременности!
– Вообще‑то похоже, – пробормотала Ленка.
