Его Мальвина
Только сделать это в тесной ванне оказывается невозможно. Снова открываю глаза, попадая под настороженный взгляд. Данил и я находимся друг от друга до неприличия близко. Замечаю, как с его лица скатываются капли, скользят по крепкой шее и исчезают под воротом футболки.
– Угомонилась? У тебя вся тушь потекла, – вдруг спокойно усмехается Данил, а его ладонь тянется ко мне.
Я вздрагиваю, когда он убирает со щеки прилипшие пряди, касается ее и выводит на коже бессмысленную линию. Слишком яркий контраст между прохладной водой, до сих пор льющейся на нас сбоку, и обжигающими подушечками пальцев. Я вижу, что взгляд Данила падает сначала на мои губы, а потом еще ниже. Кадык на его шее тут же нервно дергается, а широкие скулы напрягаются. Вслед за Данилом я опускаю глаза, и мне хватает секунды, чтобы загореться от стыда как спичка.
Привычка носить белье без лишнего поролона и пушапа играет со мной злую шутку. Тонкая ткань белой футболки и еще более невесомое кружево под ней впитали ровно столько влаги, сколько требуется для того, чтобы максимально вызывающе обтянуть мою грудь и соски, затвердевшие от прохладной воды.
Я вылетаю из ванны, забыв, что секунду назад у меня кружилась голова и ныло все тело. Чуть не рухнув носом вниз на скользкой плитке, хватаю с крючка на стене пушистое полотенце. Обмотав его вокруг себя, собираюсь рвануть из ванной комнаты. Очень хочется спрятаться от чужих глаз, только вот я с трудом стою на трясущихся ногах.
– Аля… – срабатывает, как поводок, ровный низкий голос за спиной, и я дергаюсь, застывая на месте.
– Что? – шепчу на выдохе и медленно оборачиваюсь.
Данил все еще сидит в ванне, опершись локтями о ее борт. Такой же насквозь промокший, а потемневшие от влаги пряди русых волос обрамляют напряженные скулы. Он сжимает пальцы в замок так крепко, что видно, как играют жилы на мускулистых руках.
– Я не съеду отсюда по собственной воле. Идти мне некуда, так что можешь и не пытаться. – Он произносит это так спокойно и смотрит в мои глаза стеклянным, пустым взглядом.
Во мне что‑то обрывается. В ответ на это чувство я лишь шумно выдыхаю, делаю шаг из ванной и холодно бросаю через плечо:
– Мне плевать на тебя и твои проблемы. Уберись на кухне сейчас же, или я скину фотоотчет Кристине.
* * *
Данил действительно прибирается на кухне – она же гостиная – в тот же вечер. Когда я наконец заканчиваю домашние репетиции у себя в спальне и закрываю крышку инструмента, то слышу, как за стеной гремит посуда и шумит вода.
На моем лице появляется ехидная ухмылка. Значит, испугался, что я пожалуюсь хозяйке квартиры? Теперь буду иметь в виду, что донос Кристине – действенный метод давления на моего соседа. Но звуки на кухне очень быстро затихают. Я даже не успеваю разложить ноты обратно по папкам. Так и замираю, сидя перед пианино на банкетке, и прислушиваюсь. В коридоре раздаются шаги, а потом дверь соседей спальни захлопывается. Данил вернулся к себе. Выждав несколько секунд, подскакиваю, выскальзываю из своей комнаты и направляюсь на кухню. Естественно, чтобы проверить.
Да, Данил убрал. Не до идеальной чистоты, конечно, но посуда в посудомоечной машине, мусор – в мусорном ведре. Поверхность плиты и стола так и остались с грязными разводами.
Я морщусь. Нет уж, готовить и есть я здесь не стану. Придется доделывать самой. Беру из комнаты наушники, включаю еще один концерт Рахманинова и, закатав рукава домашней кофты, принимаюсь надраивать кухонные поверхности, на которых вижу пятна. И делаю это недовольно, сжав зубы. Как? Как можно было устроить такой срач всего за день?! Что дальше‑то будет?
Когда мои руки с тряпкой добираются до кухонного стола, замечаю лежащий за конфетницей телефон. Не мой. Это старый, облезлый смартфон со сколотыми краями. Данил, видимо, забыл его здесь, когда наводил порядок. Тянусь к чужому телефону, чтобы переложить в сторону, но стоит только взять его в руки, как он начинает вибрировать. Замираю и зачем‑то читаю имя звонящего. «Дог» – эти три буквы рассекает трещина на светящемся экране.
В ту же секунду я ощущаю похлопывание по плечу. Подпрыгиваю от неожиданности и резко оборачиваюсь. За моей спиной стоит Данил. Свободной рукой я касаюсь одного из наушников, и Рахманинов затихает.
– Копаешься в моем телефоне? – приглушенно слышу усмешку соседа.
Чувствую, что лицо сразу же становится пунцовым. Как по‑дурацки получилось! Я не заметила, как он вышел из своей спальни. А через секунду краснею еще больше. Данил заявился на кухню в одних спортивных штанах. Мой взгляд утыкается в голый торс. В рельефный голый торс… А еще Данил смотрит на меня с ехидной улыбкой.
– Нет. То есть… – мямлю я и сразу же протягиваю ему все еще вибрирующий телефон. – Я стол за тобой вытирала, ты забыл. Держи.
Едва Данил замечает надпись на экране, как выражение его лица меняется. Оно становится каменным всего за мгновение и бледнеет, будто ему звонит призрак. Данил нервно сглатывает и резко выхватывает из моих рук телефон.
– Мои вещи трогать не смей, – грубо цедит он.
Замечаю, что мой сосед спешно сбрасывает вызов и прячет телефон в карман штанов. Не успеваю так же грубо ответить, что плевать мне на его вещи, как Данил, смерив меня хмурым взглядом, ретируется из кухни.
Я же остаюсь у стола с тряпкой в руках и молча хлопаю ресницами.
Глава 9
– Откуда синяк? – Аня подозрительно косится на мой локоть, оголенный подкатанным рукавом бежевой толстовки.
– Неудачный поход в душ, – бурчу я и машинально обхватываю ладонью место удара.
Перед глазами почему‑то всплывает тот самый момент, когда пальцы Данила дотронулись до моего лица, а звуки фонтана перед входом в консерваторию и сигналы машин в пробке на проспекте за нашими спинами на мгновение становятся белым шумом. Непонятно откуда взявшиеся мурашки сыплются от груди куда‑то вниз живота.
Анька щелкает пальцами перед моими глазами.
– Что? – вздрагиваю я, непонимающе смотрю на подругу и щурюсь от полуденного солнца.
Аня подозрительно ухмыляется, делает глоток чая из пластикового стаканчика и вальяжно вытягивает перед собой ноги, удобнее устраиваясь на лавочке.
– Я интересуюсь, не он ли там поколачивает тебя, случайно?
– Кто? Данил? – зачем‑то переспрашиваю, хотя прекрасно понимаю вопрос.
– Ты странная… – Анька улыбается и сдвигает с белокурой макушки на нос очки‑авиаторы.