Его М.Альвина
Не отлипая головой от двери, достаю из кармана джинсовой куртки телефон. Кто бы сомневался, что он разряжен. Хочу так же: отключиться от внешнего мира. Я едва держусь на ногах, а реальность уже путается в сознании. Больше суток без сна, и если не упаду на диван в ближайшее полчаса, то приму горизонтальное положение где угодно. И плевать, если это будет бетонный пол в подъезде или лавочка во дворе.
Еще несколько минут так и стою на лестничной клетке, «целуя» лбом дверь, сжимая в руках мёртвый телефон. И что мне делать? Ждать, когда пианистка приплетется домой? В прошлый раз она вернулась точно на закате солнца. Нет, до этого момента я не доживу. Откуда мне знать, сколько эта барышня сегодня будет тренькать на клавишах в своей консерватории…
Консерватории…
Подскакиваю на месте от неожиданно пришедший в мой раскисший мозг мысли. Точно. Альма‑матер всех будущих Бахов страны ведь находится всего в десяти минутах ходьбы отсюда.
Я же могу просто выловить ее там и взять ключи. И походу это мой единственный шанс на то, чтобы максимум через час добраться до желанного дивана.
Уже через минуту я уверенно шагаю от дома Кристины в сторону консерватории. Весь центр города кишит звуками машин, стоящих в пробках, а узкие переулки забиты вылезшими на обеденный перерыв офисными клерками в пиджачках и рубашечках из огромного бизнес‑центра «Вершина». Усмехаюсь и сильнее кутаюсь в свою куртку, прикрывая пыльные разводы на футболке.
Надо же… Какая ирония. Живу вот теперь рядом с этим… И даже не знаю, радоваться мне или нет, что так и не пополнил ряды топ‑менеджеров, а ведь должен был.
Сентябрьское солнце неприятно ослепляет, вызывая тупую головную боль. Я лишь прибавляю своим ногам скорости, чтобы быстрее добраться до консерватории. Меня не смущает, что знаю только имя Мальвины. Я в таком вздернутом состоянии, что готов достать ключи от квартиры из самого пекла ада.
Оказавшись перед фонтанчиком напротив помпезного здания с массивными колоннами, на светло‑розовом фасаде на всякий случай осматриваю лавочки. Вдруг все проще, чем мне кажется, и найду Мальвину прям здесь. Ищу ее знакомые черты в совершенно незнакомых мне людях, но не вижу ни длинной темно‑каштановой россыпи волос по изящным плечам, ни миленького личика с точеными чертами.
Морщусь с досадным чувством, а подступающая к голове боль заставляет максимально собрать все свои остатки мозга, которые еще способны думать.
Я не хочу даже и предполагать, что Мальвины может и не быть на парах. Мне нужны ключи от дома. Срочно. Для этого я даже готов заваливаться в каждую аудиторию с допросом: «Где Альвина?». Но для этого надо попасть в здание консерватории и каким‑то образом миновать долбаные турникеты на входе.
Замечаю веселую компанию студентов, направляющуюся прямо к зданию. У большинства ребят через плечо подвешены какие‑то громоздкие чехлы с инструментами. Меня посещает дурацкая, но пока единственная идея, как попасть внутрь рассадника музыкальных талантов.
С совершенно непринужденной походкой и с вдохновленным лицом, максимально выражающее любовь ко всему тому, что называется музыкой, вклиниваюсь в толпу этих чудиков, наперебой говорящих про какой‑то предстоящий концерт. Подбираюсь в конец очереди, поближе к самому крупному пареньку с огромной байдой на плече, по форме напоминающей гигантскую скрипку.
Студенты, прикладывая пластиковые карточки к турникету, без проблем по очереди проходят дальше. А я жмусь к пухлому пареньку, словно имею виды на его обширный зад и проделываю то, что когда‑то без труда выручало меня во время моего студенчества, если забывался пропуск. Как только карточка пухляка соприкасается с датчиком, прижимаюсь грудью к огромному футляру и просто толкаю парнишку, буквально навалившись на него. И‑и‑и… Бинго! Палка турникета легко переворачивается, пропуская нас обоих вперед, а бедный малый едва не летит носом к гранитному полу. Я успеваю схватить парня за его футляр, спасая от триумфального падения.
– Прости, чувак. Споткнулся, – искренне прошу прощения, а мысленно еще и благодарю его за такую нерасторопность. – Главное – твоя скрипка не пострадала.
Недовольно отряхиваясь, парень хмурит свое пухлое лицо и поднимает на меня взгляд:
– Вообще‑то, это виолончель, – и тут же подозрительно щурится, осматривая меня с ног до головы. – А собственно какого…
– Слушай, а ты не знаешь где можно найти Альвину? – перебиваю его, пока он не начал задавать мне неудобные вопросы.
Да. Понимаю, что шансы найти ее прямо вот так с бухты‑барахты равны нулю, но подобное имя – это не Маша или Катя. За мои двадцать три эта пианистка – первая знакомая с таким именем. И очень надеюсь, что единственная. Я готов услышать отрицательный ответ, но парень удивленно поднимает брови, огорошивая меня встречным вопросом:
– Мальчевскую, что ли?
Едва не присвистываю вслух от такого поворота нашего разговора. Что? Удача решила перестать показывать мне свой зад?
– Да… – неуверенно отвечаю, но тут же уверенно добавляю. – Пианистка.
– Ну, если она не на паре, то значит в малом зале. У нас репетиция через десять минут там, – отвечает пухляк, все еще смиряя меня внимательным взглядом. – Так, а ты как…
– Спасибо, бро! – кидаю уже через плечо парнишке, расплываясь в показательно‑благодарной улыбке. Этот «малый зал» найду и сам, а то кто‑то явно хочет знать больше, чем ему положено.
Исчезнув в немногочисленной толпе студентов, прохожу широкий холл и сворачиваю в длинный светлый коридор первого этажа. Осталось за малым: отыскать какой‑то там зал и надеяться, что, при зачислении девушек в консерваторию, имя Альвина не является первым обязательным пунктом.
То ли это святое место, то ли с меня снялось проклятье, которое мучает мою душеньку весь последний год, но дверь с весьма заметной вывеской «Малый зал» нахожу буквально за пару шагов по коридору. Без раздумий тяну тяжелое резное полотно на себя и осторожно делаю шаг вперёд. Слух улавливает фортепианную трель, но тут же утыкаюсь носом во что‑то мягкое и жутко пахнущее пылью. Щупаю плотную ткань руками и понимаю, что какого‑то хрена вход прикрыт еще и бархатными шторами. Готовый вот‑вот чихнуть, отодвигаю занавеску, но дальше не шевелюсь, когда взглядом выхватываю в полумраке то, что заставляет замереть прямо на входе в объятиях пыльного куска ткани.
На небольшой сцене зала, очень напоминающий концертный, но только без рядов стульев, вижу за роялем девичью фигурку. Даже издалека и в полумраке, я понимаю, что это она.
Мальвина.
Звуки, разливающиеся по залу, теперь не кажутся такими мерзкими, как в то похмельное утро. Но я и не слушаю, что она играет, потому что тупо смотрю, как она это делает. А точнее гипнотизирую. Взгляд прилипает к девочке за роялем.