Его Мальвина

– Если она не на паре, то в малом зале. У нас там репетиция через десять минут, – отвечает пухляк, все еще внимательно меня рассматривая. – Так, а как ты…

– Спасибо, бро! – кидаю через плечо парнишке, расплываясь в показательно благодарной улыбке. Сам найду этот «малый зал», а то кто‑то явно хочет знать больше, чем ему положено.

Затерявшись в немногочисленной толпе студентов, прохожу широкий холл и сворачиваю в длинный светлый коридор первого этажа. Дело за малым: отыскать нужный зал и надеяться, что при зачислении девушек в консерваторию имя Альвина не является обязательным пунктом.

То ли это святое место, то ли с меня спало какое‑то проклятье, которое мучает мою душеньку весь последний год, но дверь с весьма заметной вывеской «Малый зал» я нахожу буквально через пару шагов по коридору. Без раздумий тяну тяжелое резное полотно на себя и осторожно делаю шаг вперед. Слух улавливает фортепианную трель, но я тут же утыкаюсь носом во что‑то мягкое и жутко пахнущее пылью. Ощупываю плотную ткань и понимаю, что вход какого‑то черта прикрыт еще и бархатными шторами. Готовый вот‑вот чихнуть, отодвигаю занавеску, и мой взгляд выхватывает в полумраке то, что заставляет замереть прямо на входе в объятиях пыльного куска ткани.

На небольшой сцене зала, очень напоминающего концертный, но только без рядов стульев, вижу за роялем девичью фигурку. Даже издалека и в полумраке я понимаю, что это она.

Мальвина.

Звуки, разливающиеся по залу, теперь не кажутся такими мерзкими, как в то похмельное утро. Но я и не слушаю, что она играет, потому что не могу оторвать взгляда от девочки за роялем.

Собранные в высокий пучок волосы демонстрируют вызывающе изящную шею, переходящую в гордо расправленные плечи и идеально ровную спину. Ее руки буквально парят над рядом черно‑белых клавиш. Даже в несуразно широкой толстовке Мальвина за роялем смотрится как… Черт, да она что, ведьма? Потому что нельзя вот так легко и просто с закрытыми, мать вашу, глазами извергать невероятный поток звуков из этой черной громадины с поднятой вверх крышкой.

Альвина не смотрит на клавиши, по которым скользят ее пальцы. Она вообще никуда не смотрит. Просто сидит, слегка вздернув подбородок, прикрыв глаза, и периодически покачивается в ритм мелодии.

Я, как последний дурак, глазею на нее, стоя в проходе и глупо прячась за шторками. Каждая нота начинает тормошить притихшую боль в моей башке, но я мазохист, потому что не двигаюсь. Какое‑то тянущее чувство в груди оказывается сильнее, чем волны боли, бьющиеся о черепушку изнутри.

Сейчас она не похожа на ту девчонку, которая чуть не откусила мне руку, влепила пощечину и пыталась утопить в душе. Сейчас эта девчонка – дьявольская смесь изящности и беззащитности. Но, видимо, эти шторы никогда не стирали, потому что у меня начинает жутко свербеть в носу, и через секунду мой громогласный чих разносится по всему залу. Черт!

Альвина молниеносно подскакивает с места, а мне больше не нужно прятаться. Чувствую себя идиотом, когда выпутываюсь из штор и выхожу вперед, показываясь на глаза.

Мы молча смотрим друг на друга какие‑то краткие мгновения, пока взгляд Мальвины не распахивается настолько, что даже с другого конца зала я замечаю, как ошарашенно светятся ее огромные глаза. А еще я четко слышу, как с ее губ вместе с прерывистым выдохом слетает и мое имя:

– Данил?

 

Глава 11

 

– Данил? – хрипло выдыхаю его имя.

Произнести громче не получается. От неожиданности голосовые связки словно атрофируются. Я глазам своим не верю. В стенах консерватории можно увидеть кого угодно, привыкаешь к разным творческим фрикам, но вот лицезреть Данила на пороге репетиционного зала… К этому я точно не была готова. Впрочем, никто не предупреждал меня и о том, что я буду делить жилплощадь с чужим парнем.

– Привет, сосед. – Данил непринужденно разводит руками.

– Ты как здесь оказался? – делаю я несколько широких шагов вперед.

Спускаюсь со сцены и не свожу взгляда с высокой фигуры, широкие плечи которой загромождают проход в зал. Я все еще не уверена в том, что вижу. Нет никаких соображений, что заставило Данила появиться здесь.

– Тут такое дело… – Он лохматит ладонью волосы на затылке и при этом как‑то подозрительно отводит взгляд в сторону, а потом вздыхает, резко опуская руку. – Мне нужны твои ключи от квартиры.

– Зачем? – настороженно замедляю шаг и свожу брови к переносице. – А твои где?

– Потерял. – Данил растягивает губы в невинной улыбке. – Я сразу пойду домой и никуда оттуда не денусь, так что можешь не переживать.

Чувствую, как спокойствие, которым я напиталась за время отсутствия Данила в квартире, начинает испаряться. Набираю в легкие воздуха, чтобы высказать свое весьма неодобрительное мнение по поводу услышанного, но еще одного шага вперед хватает, чтобы проглотить рвущиеся наружу слова. Потому что теперь различаю дико уставшее лицо с измученными, абсолютно блеклыми глазами, окруженными четкими темными кругами. А я ведь видела Данила другим буквально этим утром, правда на фотографиях в социальной сети.

Видимо, я слишком пристально рассматриваю своего соседа, потому что широкие брови на его лице поднимаются в немом вопросе.

– Да, сейчас… Ключи в сумке, – бормочу себе под нос и иду к подоконнику, на котором бросила свои вещи.

Неловко себя ощущаю, когда спиной чувствую, что глаза Данила внимательно следят за моими движениями.

– И что? Даже не будет возмущений? Просто отдашь ключи? – усмехается он, пока я копаюсь в бездонной сумке.

– Если ты не явишься домой до того момента, как я приду с репетиции, то пеняй на себя, – предупреждаю я.

Не буду же я сообщать, что на самом деле меня дергает от любопытства, где же пропадало его величество, и что все это время я периодически поглядывала на входную дверь квартиры.

– Обещаю, что точно буду ждать тебя там.

– Ага, как верный пес…

– Гав! – Низкий смех раздается так близко, что кожа у моего виска покрывается горячими мурашками.

Я подпрыгиваю на месте, роняю сумку и оборачиваюсь, а сердце подскакивает куда‑то к горлу. И даже не знаю, от чего в большей степени: то ли потому, что испугалась, то ли потому, что вписываюсь телом в грудь Данила. Этот засранец подкрался так близко, что я замечаю пробивающуюся щетину на широком подбородке.

Не понимаю, как он до сих пор может пахнуть своим парфюмом, если его почти сутки не было дома. Один вдох, и этот аромат предательски смешивается с кислородом в моих легких.

От прямого, прожигающего взгляда Данила начинает закипать кровь, становясь испариной на моей коже. Задержавшись на моем лице, его взгляд перескакивает куда‑то за меня, а полные губы расплываются в довольной улыбке.