Его М.Альвина
________________________________________________________________
*Арпе́джио – способ исполнения аккордов, преимущественно на струнных и клавишных инструментах, при котором звуки аккорда берутся последовательно один за другим.
***
Из своей бывшей общаги я вышла ровно без пяти десять. Смысла задерживаться не было. Все равно выгонят, а домой лучше добраться до полуночи.
Тротуары и улицы, подсвеченные фонарями, заметно опустели, а воздух теперь уже не такой дружелюбно теплым. Пока я отсиживалась у Ани, город навестил дождь. Чувствую, как за секунды мои распущенные волосы напитываются противной влажностью, а сырые порывы ветра заставляют поскорее натянуть на себя куртку, нахохлиться от неприятной прохлады и чуть ли не бегом двинуться в сторону дома Кристины.
Нет даже предположений, чего теперь можно ждать в квартире, ставшей моей крышей над головой по собственной же сговорчивости. Точнее, не так. Я знаю, ЧТО меня там ждет, но нет вариантов, как с ЭТИМ дальше существовать. Но я придумаю. Обязательно что‑нибудь придумаю. Мне главное переждать два выходных дня.
Перед тем, как вставить ключ в замочную скважину двери, прислушиваюсь к происходящему за ней. Ни звука. С гнетущим чувством настороженно проникаю в квартиру и снова замираю на пороге. Второй раз за день. Потому что теперь меня встречает изумительная тишина, которая и должна была быть еще в первую попытку зайти домой. Я всеми клетками интуиции чувствую, что в квартире ни души.
В полной темноте почти бесшумно разуваюсь, стягиваю куртку, вешаю ее в шкаф и крадусь вглубь комнат, включив свет только в коридоре. Кажется, сделай неосторожное движение, и это ощущение одиночества в квартире рассыплется.
Спортивная сумка исчезла с пола, стулья в гостиной плотно придвинуты к столу, как будто никто и не восседал на них в вальяжной позе пару часов назад. В ванной полное отсутствие мужских принадлежностей: бритвы, пены для бритья или геля для душа. И даже дверь в свободную комнату широко распахнута, демонстрируя свою пустоту.
Я одна в квартире. Такое ощущение, что все, что произошло вечером – это лишь игра моего воображения. Только вот в коридоре стоит «стена» из незнакомого мужского парфюма.
А вдруг этот Данил все‑таки съехал, решив напоследок вытравить меня этим ярким грубовато‑пряным запахом?
Как бы там ни было, его здесь нет, и мне на мгновение становится чуть спокойнее. Но я все равно ловлю все звуки, особенно те, которые доносятся из подъезда. Прислушиваюсь, когда переодеваюсь в своей спальне, прислушиваюсь и во время ужина, и когда принимаю душ. Приходится несколько раз отключать воду, чтобы застыть в мыльном коконе, с испугом иногда поглядывая на дверь ванной.
Я не могу перестать слушать тишину квартиры, даже когда уже лежу в теплой кроватке под мягким пледом. Лежу и гипнотизирую свой инструмент, грустно стоящий в углу спальни. Сегодня не нашла сил прикоснуться к нему. Намеренно отгоняю от себя дрему, так как не знаю: явление Данила здесь было мимолетным или он вот‑вот вернется? Спасибо за это Кристине, которая все еще периодически шлет мне сообщения с различным набором смайликов: от плачущих до поцелуйчиков. Только я делаю вид, что ничего не происходит. Пока нет никакого желания вести с ней разговор. Все, что мне нужно, я уже услышала.
Но сколько бы я ни боролась с усталостью и желанием отключиться, они утаскивают меня в глухой омут сна. Меня отрубает от реальности достаточно быстро. Ровно до того момента, когда снова мерещится, что я дышу мужскими духами.
И еще мне чудится какое‑то движение в комнате. Странные шорохи… Но так не хочется выныривать из тягучей дремоты, что я с трудом пытаюсь понять: это сонный мираж или нет.
А пряно‑древесные ноты в воздухе становятся все более отчетливыми.
Я не успеваю открыть глаза, как что‑то тяжелое наваливается сверху, обхватывает за талию и крепко прижимает меня к кровати…
Глава 5
Несколько секунд полной растерянности и оцепенения. Не дышу. И даже не знаю почему. То ли потому что до чёртиков испугалась, то ли потому, что сверху на меня давит что‑то очень объёмное и жутко тяжёлое. Но все становится на свои места, когда в нос ударяет тот самый аромат парфюма, что встретил меня в коридоре пару часов назад. И все это вперемешку с ярким алкогольным амбре.
Всё сразу встаёт на свои места! Вот урод!
– Слезь с меня, гад! Отцепись! – Брыкаюсь, пытаясь отпихнуть от себя чужие руки и ноги.
Он пришел мной воспользоваться? О Боже! Лишь от одной подобной мысли, начинаю все сильнее толкаться всеми конечностями. Но в ответ получаю лишь невнятный стон и никаких поползновений в сторону.
Кое‑как выбираюсь из‑под распластавшегося на моей кровати Данила. Ну, как выбираюсь… Скорее, выползаю, как гусеница, и просто плашмя лечу с края матраса на пол.
Потираю ушибленный бок одной рукой, второй – тянусь к лампе, стоящей у прикроватной тумбочки. Неяркий свет мягко окутывает пространство спальни, демонстрируя развалившееся мужское тело поперек кровати.
Данил в футболке и джинсах просто лежит на животе и мнет лицом подушки. Это тело выглядит максимально беспомощно. У меня пропадают все культурные слова из головы, правда и некультурные произнести не получается. Я молча хлопаю ресницами с приоткрытым ртом. Охренеть!
– Эй, – наконец, дергаю ночного гостя за край джинсов, – ты ничего не перепутал?!
Ноль эмоций. Данил не шелохнулся, откуда‑то из недр подушки раздается богатырский храп, а по комнате начинает растворяться спиртное амбре. Да он пьян в щепки. Поднимаюсь с пола и рывком дергаю Данила за длинные ноги. Он не собирается двигаться и на миллиметр, занимая почти все свободное пространство матраса. Лишь делает глубокий полувздох‑полустон и храпит себе дальше.
Все мои задатки культурного воспитания и терпимости откатываются назад. Я забираюсь на кровать и, не жалея ни сил, ни выражений, тормошу пьяное тело.
– Вали с моей кровати! Просыпайся! – Колочу ладонями по каменным мышцам, обтянутым черной футболкой, пытаясь убрать со своей территорий нежеланного гостя. – Изыди!
А он спит, словно прилипший к пушистому покрывалу. Мои ладони ноют от боли неистовых хлопков по широкой спине и плечам.
– Данил! – Уже отчаянно рычу его имя от бесполезных попыток спихнуть инородное тело с кровати. Мне не помогают даже толчки ему в бок ногами. – Сгинь отсюда!
Пьяное тело в конце концов подает признаки жизни. Данил протяжным стоном отрывает голову от подушки и испепеляет меня, заволоченными мутной пеленой, глазами. Его волосы взъерошены, как воронье гнездо, а лицо искривляется в злой гримасе.
– Чего тебе? – рявкает он грубо, одаривая меня едким ароматом паров алкоголя.
