Эсмеральда
– Эй, Жеан! – окликнул младшего Фролло другой такой же юнец. – Недаром тебя зовут Жеан Мельник, твои руки и ноги совсем как крылья ветряной мельницы, ха‑ха‑ха! Давно ты здесь?
– Уже часа два, не меньше, – отозвался школяр, – но что‑то ничего путного в этом представлении не вижу. Скучно и неинтересно. Вот раньше был театр так театр, а сейчас одни сплошные шуты.
– Мельник, ты прав… – поддержал его чулочник Жак Копеноль и тут же воскликнул, указывая на Клопена: – Ба, кого я вижу! Это же Клопен, король нищих и бродяг! Зачем пожаловал сюда? Попрошайничать?
– Я хотел посмотреть пьесу Гренгуара, но теперь вижу, что ничего не может быть скучнее.
Гренгуар покраснел от злости и попытался возобновить пьесу, но даже актёры уже утомились и не выказывали желания продолжать.
– Давайте же, бездельники! – крикнул им рассерженный поэт.
– Долой пьесу! – завопили со всех сторон.
– У меня есть замечательная идея! – закричал Жак, и все мгновенно притихли, повернувшись к нему. – Давайте прекратим уже этот балаган и займёмся делом. Как насчёт того, чтобы избрать Папу шутов? Тут неподалёку есть часовня. Пусть каждый просунет голову в её окно и скорчит физиономию. Тот, у кого получится самая отвратительная гримаса, и будет Папой. Итак, кто за это предложение?
Эта затея толпе явно понравилась – по всему залу моментально вырос лес рук. Только Гренгуар молчал и оглядывался на своих актёров, ища поддержки. Ему хотелось продемонстрировать своё творение до конца, и он никак не мог понять, почему его сложная, насыщенная сценами на любой вкус пьеса не нравится зрителям настолько, что они предпочитают сомнительное зрелище избрания Папы шутов.
Пьеса всё ещё продолжалась, но никто уже не смотрел на сцену. Толпа устремилась к выходу из Дворца Правосудия.
– Дамы и господа! – взывал поэт, тщетно пытаясь перекричать весёлый гомон. – Куда же вы уходите? Пьеса ещё не закончена!
Ответом ему были свист и улюлюканье.
На зрительских местах осталось всего несколько человек, но Гренгуар решил продолжить пьесу хотя бы для них, надеясь получить хоть какое‑то вознаграждение. Но, высунувшись из дверей, он мог только скорчить унылую физиономию. Последние из числа его бывших зрителей последовали общему примеру и быстро удалялись в сторону часовни.
ГЛАВА 2
Папа шутов
Замысел Жака удался на славу. Вокруг часовни собралась большая толпа. Все ждали выборов шутовского Папы, а сам чулочник суетился у входа и всех организовывал. Постепенно к часовне подходили всё новые и новые люди – каждому хотелось победить в этом весёлом состязании. Больше всех, кажется, оно радовало Жеана – он носился вокруг часовни, заливаясь смехом, и то и дело принимался едко вышучивать кандидатов в Папы. Но сам школяр, втайне гордившийся своей миловидной мордашкой, желанием к ним присоединиться не горел, так что просто нарезал круги в толпе и покрикивал на людей, по очереди заходящих в часовню.
Постепенно все желающие посостязаться за титул Папы шутов оказались внутри, а зрители и просто любопытные собрались возле окна. Раньше в него было вставлено круглое стекло, но со временем оно растрескалось, так что теперь в отверстие можно было просунуть голову.
Наконец первый претендент на роль Папы шутов высунулся из окна. Он был совершенно лысый, со скрюченным носом, а на его лице явственно виднелись глубокие морщины. Но его гримаса, хоть и была уродливой, не произвела впечатления на зрителей.
– Следующий! – крикнул чулочник.
Все кругом загалдели и стали ждать продолжения.
Мероприятие длилось довольно долго. Жеан не умолкая комментировал внешность кандидатов:
– Не то… Ну вы посмотрите на него! У него же просто нос картошкой! Какой же он Папа шутов!
Чулочник с ним соглашался, и выборы продолжались. В них поучаствовал даже Клопен Труйльфу, скорчив унылую гримасу, но удача не улыбнулась ему и на этот раз.
– Он просто нищий урод, видали уже! – крикнул школяр. – И совсем не страшный.
Веселье продолжалось.
– Поглядите, эта гримаса точь‑в‑точь как морда быка! – кричал народ, тыча пальцами в очередного претендента.
И действительно, в отверстии часовни красовалось лицо, очень похожее на бычью морду. Жеан снова затараторил, но его уже никто не слушал. Вокруг часовни стоял оглушительный гул.