Эсмеральда
Каких только лиц тут не было: и худые, и круглые, и с кривыми носами, мужчины и женщины всех возрастов – каждому хотелось состроить самую отвратительную гримасу и стать Папой шутов.
– Глядите, а у этого голова даже в отверстие не пролезает! – заметил кто‑то.
В отверстие высунулось лицо другого участника.
– А этот похож на чёрта… – добавил другой зритель.
Наконец в отверстии показалось страшное лицо. Молодой мужчина с рыжими волосами, большой бородавкой над левым глазом и вздёрнутым носом довольно внушительных размеров вызвал у толпы приступ безудержного веселья.
– Глядите, какой урод! – визжали мальчишки ещё младше Жеана, кидая в претендента огрызки и мелкие камушки.
– Посмотрите, люди добрые, на эту рожу! – потешался уже кто‑то из взрослых. – Можно подумать, что сам дьявол нынче вечером заглянул в Париж!
– И не говори! – соглашался другой голос. – Клянусь моей лавкой, даже черти, что являются с перепою, и то краше!
После этого продолжать выборы не было смысла. Под всеобщее ликование из часовни вывели этого «красавчика», у которого, как оказалось, был ещё и огромный горб. Толпа громкими воплями одобрила этот выбор.
– Да здравствует Папа шутов! – закричал Жак‑чулочник.
– Папа шутов! Папа шутов! – подхватили остальные.
– Да это же звонарь Квазимодо из Нотр‑Дама! – воскликнул Жеан и пояснил тем, кто стоял рядом: – Воспитанник моего брата.
– Он просто отвратителен! Достойный победитель, – отметил гордый собой Жак.
Толпа бесновалась:
– Ура! Ура! Да здравствует Папа!
На горбуна надели мантию с мишурой, картонную тиару, вручили цветной посох и посадили на большие деревянные носилки.
– Это твой день, Квазимодо! Ты наш главный шут! – ухмыльнулся один старичок из носильщиков, поднимая новоизбранного Папу над толпой.
Квазимодо уносили всё дальше и дальше от часовни. Процессию сопровождали зрители, число которых увеличивалось с каждой минутой. Они тоже придавали колорит: громко дудели и стучали деревянными палочками, каждый играл, на чём мог – на колокольчиках, дудочках, тамбуринах, образовав самый странный во всём Париже оркестр. А впереди на тележке, запряжённой собаками, ехал король нищих Клопен Труйльфу.
Простодушный горбун смеялся вместе со всеми, не понимая, что его вовсе не чествуют, а лишь смеются над его уродством. Но пока ему было весело.
Внезапно на пути шумной процессии появилась девушка изумительной красоты – с золотисто‑смуглой кожей, сверкающими изумрудными глазами и роскошными тёмными волосами, заплетёнными в затейливые косы. Её сине‑голубое платье с пёстрыми узорами радовало глаз в серой толпе, тонкую талию подчёркивал золотой корсаж. Походка её была легка и грациозна, словно танец, а изящные туфельки подчёркивали красоту стройных ножек. Девушка держала в руках бубен.
Процессия Папы шутов остановилась. Красавица подходила всё ближе и ближе, и все взгляды были прикованы к ней. Люди моментально забыли о шутовском празднике. Квазимодо тоже не мог оторвать от неё глаз. Она казалась неземным созданием, ангелом, случайно оказавшимся в шумной городской толпе.
Наконец она подошла совсем близко, и прекрасные зелёные глаза встретились с восторженным взглядом горбуна.
– Эсмеральда! Эсмеральда! – закричали люди, узнав красавицу.
Но некоторые продолжали пристально смотреть на Квазимодо и хихикать.
– Как вам не стыдно смеяться над ним? – возмутилась девушка. – Разве он виноват в том, что некрасив? И разве не вы сами провозгласили его королём уродов?
Но отвечать цыганке никто не торопился. Большинство просто любовались, ослепленные её красотой.
– Но у нас праздник! Мы хотим веселиться, – наконец подал голос Жеан.
Большинство людей с ним согласилось, процессия продолжилась, оставив девушку позади. Вскоре они потеряли её из виду.
Толпа направилась к Гревской площади.
* * *
