Эсмеральда

– А месяц какой? – продолжила цыганка.

 

Джали ударила по бубну один раз. На дворе был январь, и она ответила правильно.

 

– Богохульство! Кощунство! – снова послышался голос архидьякона. – Не может коза быть такой умной. В неё, верно, вселился дьявол!

 

Но Эсмеральда и в этот раз не обратила на него внимания.

 

Гренгуар стоял в стороне и наблюдал за происходящим. За этот удивительный танец, выдернувший его из пучины уныния, он готов был отдать Эсмеральде всё золото мира. Но у него, увы, не было ни гроша, и поэт потупил голову, ещё больше страдая от своей никчёмности.

 

В это время на площадь въехала процессия шутовского Папы. Квазимодо с высоты своих носилок первым увидел девушку и с радостью понял, что она та самая цыганка, которую он недавно видел на улице. Его страшное лицо расплылось в широкой и искренней улыбке.

 

Девушка тем временем закончила фокусы с козой и запела песню на диковинном, неизвестном даже образованному Пьеру языке:

 

Un cofre de gran nqueza

Hallaron dentro un pilar,

Dentro del, nueuus banderas,

Con figuras de espantar

 

Она пела и широко улыбалась, а её изумрудные глаза сверкали в темноте, подобно звёздам.

 

Alarabes de caballo

Sin poderse menear,

Con espadas, у los cuellot,

Ballestas de buen echar…

 

Закончив петь, девушка пошла собирать плату. Она подходила к каждому зрителю, протягивала ему свой бубен, и он бросал туда несколько монеток.

 

Дошла очередь и до Гренгуара, но он не смог ничего заплатить.

 

– Простите, у меня совсем нет денег, – вздохнул поэт, смущённо отводя взгляд.

 

К счастью для него, внимание цыганки отвлёк Клод Фролло. Он наконец перестал прожигать плясунью ненавидящим взглядом и сразу же заметил Квазимодо. Лицо священника исказила злобная гримаса, и он поспешил к горбуну.

 

– Кто тебе разрешил участвовать в этом празднике? – накинулся он на воспитанника. – Ты понимаешь, что натворил? Ты выставил себя посмешищем перед всем городом, и меня, своего покровителя, тоже!

 

Радость на лице Квазимодо постепенно сменялась виноватым выражением.

 

– Простите меня, отец! – жалобно прошептал он, и по его щеке скатилась крупная слеза.

 

Фролло, не тронутый этим раскаянием, быстро сдернул с него тиару и мантию. Затем грубо вырвал из дрожащих рук посох и с силой сломал его об колено.

 

Горбун упал перед Клодом на колени, цепляясь за сутану и умоляя о прощении. Эта сцена возмутила добрую плясунью.

 

– Пожалуйста, не обижайте его, – попросила она, подходя поближе к Фролло. – Неужели вы не видите, как ему плохо!

 

Теперь даже участники процессии решили вступиться за своего развенчанного папу.

 

– Он же ничего не сделал! – кричали они. – Это всё Жак‑чулочник, его и накажите! При чём тут бедный малый?

 

Но Клод не слушал их. Злобно зыркнув на цыганку, которая попыталась было в знак утешения погладить горбуна по плечу, он крепко взял Квазимодо за руку и повёл в сторону собора. Но, уходя всё дальше и дальше, он то и дело оглядывался на Эсмеральду, застывшую в осуждающей позе.

 

Квазимодо понуро брёл за своим учителем, не смея его ослушаться. Он слышал, как эта прекрасная, как майское утро, девушка заступалась за него, и в груди щемило от нежности и горячей благодарности – ведь до этого никто, кроме архидьякона, никогда его не защищал! Больше всего на свете ему хотелось обернуться, посмотреть в прекрасные зелёные глаза, сказать, как он ей благодарен… Но как можно заставлять красавицу смотреть на такого урода! О, Матерь Божья, если бы он не был настолько ужасен! Если бы…

 

ГЛАВА 4

Похищение