Эсмеральда

Когда чёрная фигура архидьякона, тащившего за собой несчастного горбуна, скрылась из виду, у Гренгуара стало легче на душе. При всём его уважении к учителю, присутствие Фролло всё же обычно не способствовало радостному расположению духа, а Пьер за сегодня уже порядком устал грустить. «Ну ничего, несмотря на все неудачи, я всё же в тепле, у костра, – утешил он себя. – К тому же у меня очень приятная компания… хотя бы из вот этой очаровательной плясуньи!»

 

Эсмеральда сидела чуть поодаль от него, но всё же довольно близко к огню, чтобы было удобно её разглядывать. Хотя было уже очень поздно, музыканты всё не унимались, и девушка даже сидя едва заметно пританцовывала в такт нехитрой мелодии. Монетки в её волосах при каждом движении искрились и поблёскивали в свете костра, придавая облику девушки ещё больше очарования. Поэт не скрываясь любовался ею, и в голове его сами собой рождались совершенно гениальные строки.

 

Но пустой желудок, как известно, не способствует сочинению од. Тем более что рядом с Пьером сидел мужчина отвратительной наружности – в поношенном костюме, обросший и явно давно не мывшийся – и одну за другой поглощал пресные лепёшки из корзины, которую держал на коленях. Время от времени он прикладывался к стоявшему тут же кувшину, в котором могла быть вода, а возможно, и вино.

 

Неудивительно, что от такого зрелища у Пьера, с утра не проглотившего ни крошки, разыгрался аппетит. Он хотел попросить еды и для себя, однако, глядя на хмурую физиономию едока, не решался. Но в конце концов, слушая громкое довольное чавканье в унисон с бурлением собственного пустого желудка, он не выдержал:

 

– Мэтр, вы не могли бы, пожалуйста, дать и мне одну лепёшку? Я с утра не ел и очень голоден…

 

– Обойдёшься! – хрипло возмутился крестьянин, покрепче прижав к себе корзинку. – Я сам ещё голодный. А лепёшек мало, чтоб ещё и всяких бездельников кормить!

 

– Да что вы такое говорите! Я поэт, и весьма успешный, только сегодня во Дворце Правосудия мою мистерию играли! – обиделся Гренгуар, и тут его осенило: – А хотите, я вам монолог Юпитера прочту?

 

Но в ответ все, кроме Эсмеральды, разразились громким хохотом. Гренгуар пытался прочитать первые строчки, но крики заглушили его голос.

 

– Видели мы твою мистерию, скука смертная! – насмехался кто‑то из толпы.

 

– Какие стихи? Ты с ума сошёл? – поддержал его другой голос. – Мы и так за целый день устали от шума. Да и поздно уже, по домам пора!

 

Гренгуар, до этого воспрянувший было духом, снова загрустил.

 

Воспользовавшись тем, что его сосед отвлёкся на перебранку, он заглянул в корзину с лепёшками, но она уже была пуста. День кончался совсем плохо… – На, поешь! – неожиданно предложила Эсмеральда и протянула Пьеру остаток своей лепёшки.

 

После всего, что случилось, такой поступок очень удивил и даже растрогал поэта. Он, обычно красноречивый, даже не сумел толком поблагодарить девушку:

 

– Большое спасибо, Эс… Эсмеральда… Ты просто ангел доброты!

 

– Да будет тебе! – звонко рассмеялась девушка и вернулась на своё место.

 

Длинный и суматошный день наконец подошёл к концу. Праздник Шутов закончился, музыканты разошлись, костёр погас. Те немногие, кто ещё оставался на площади, тоже засобирались домой. И только Гренгуару идти было некуда. Без огня в своём дырявом камзоле он мигом замёрз, его ужасно клонило в сон. А заснуть на голой холодной земле, подобно нищему, чувство собственного достоинства ему пока не позволяло.

 

Эсмеральда тоже поспешила к себе вместе с Джали. А поэт остался сидеть на корточках возле потухшего костра, тщетно пытаясь согреться теплом остывающих углей. И он решил последовать за Эсмеральдой – в конце концов, эта девушка сегодня единственная была к нему добра. Как знать, не приютит ли она его и на ночь?

 

Цыганка с козочкой уже успели уйти довольно далеко по улице, и Пьеру пришлось их догонять. Однако напроситься в провожатые от всё же постеснялся и просто крался за чудной парочкой. Впрочем, следовать за девушкой было даже интересно – он и представить не мог, куда она его приведёт. На улице становилось все темнее и темнее, и поэт давно бы потерял их из виду, если бы не яркое платье Эсмеральды и снежно‑белая шубка Джали.

 

Большинство добрых парижан уже спали, лишь иногда попадались освещённые окошки. Из одного такого донёсся спор – два сварливых старческих голоса о чём‑то препирались, напоминая своим скрипом несмазанную телегу. Гренгуар по старой привычке остановился послушать, о чём они говорят, – никогда не знаешь, кто подкинет очередную идею! – и даже не заметил, что Эсмеральда свернула за угол. Не услышав ничего интересного, поэт увидел её исчезновение и побежал прямо по улице, надеясь догнать.

 

* * *

 

Эсмеральда спокойно шла домой. Ей часто приходилось поздно возвращаться, поэтому она не беспокоилась и не оглядывалась по сторонам, а то, наверное, заметила бы Пьера. Девушка пританцовывала по пути, напевая одну из мелодий с площади, а умница Джали спокойно бежала рядом.

 

Внезапно она услышала грохот приближающихся шагов и резко обернулась. Прямо за её спиной выросла зловещая фигура в длинном плаще. Низко надвинутый капюшон скрывал лицо неизвестного, придавая ещё больше таинственности.