Если сгорим

Я сижу неподвижно. Даже если буду умирать от голода, не притронусь к еде. Я устала от них.

– Ешь, – грубая команда над головой.

Он стоит рядом, вытянувшись во весь рост. Огромный, сильный, тот, кто сломал меня. Тот, кто продолжает ломать мою жизнь. И мне приходиться прикрыть глаза, чтобы вспомнить, ради чего я терплю весь этот ад.

– Где он, скажи? – срывается сиплое с губ, когда я поднимаю на него взгляд. И ведь понимаю, что не ответит.

– Ты должна поесть. Не думай не о чем, Роксана. Делай так, как тебе говорят.

Злится. А когда я не отвечаю, подается ближе, сжимает пальцами мой подбородок. Смотрит мне в глаза впервые за последние недели. Все это время, он делал вид, будто и не знает меня.

– А зачем мне делать то, что говорят? Давид забрал у меня сына, а ты выбрал своего брата, – слезы начинают душить, но я упорно держу улыбку на лице

– Ешь, я сказал.

Ярость мгновенно окатывает жаром.

– Пошел к черту!

Исай отстраняется. Но не для того, чтобы уйти, а для того, чтобы достать из‑за пояса пистолет и направить его на меня.

– Я сказал, ешь.

– Стреляй, Исай. Ведь это именно то, что я готова от тебя принять. Это то, чего ты достоин.

Молчит, только скулы стиснуты, а в глазах бездна. Это злит. Я резко поднимаюсь, едва не роняя стул. Сейчас мне хочется говорить с ним на равных.

– Все, что происходит здесь – лишь твоя вина. Ты отдал ему меня, позволяя делать все эти вещи, а теперь имеешь наглость о чем‑то просить меня? Только не говори, что я важна для тебя, не опускайся в мох глазах еще ниже!

Смотрит так, что душу наизнанку выворачивает.

– Ты важна для него.

Мне хочется расплакаться от его слов. Я ждала вспышки гнева или ярости, хоть чего‑то, что укажет на то, что все это время он врал. Я жду доказательств того, что он все еще любит меня. А получаю новую пощечину. И почему его слова до сих пор причиняют мне боль? Неужели так и не смогу научиться быть сильной? Меня разрывает от боли, но когда я поднимаю на него глаза, в них нет ничего кроме ненависти.

– Вот пусть он и говорит мне, что делать. Но не ты. Не трогай меня, ты больше не имеешь права даже смотреть на меня, Гесс.

Я отталкиваю его, выбегая из кухни. Внутри меня настоящий пожар. Я так сильно горю, что мне больно! И когда я оказываюсь во дворе, практически у ворот, он догоняет меня.

– Вернись в комнату! – грубые руки хватают меня за предплечья.

– Отпусти меня!

Руки Исая еще крепче оплетают меня.

– Нет, – хриплое на ухо, совсем как раньше. Глаза наполнились слезами.

– Не трогай, пожалуйста, я так устала… Просто отпусти меня и я уйду.

Я дрожу так сильно, что кажется будто звуки, слетающие с пересохших губ, осколками стекла разлетаются по асфальту. Его пальцы на мгновение сжимаются на мне с такой силой, что становится больно.

– Это опасно! Если ты уйдешь, он погибнет!

Его слова словно поток ледяной воды на голову. Оттолкнув Гесса, стираю рукавом с лица слезы.

– Да плевать мне на тебя и на твоего брата! Плевать, чем тебе угрожает Давид! Ты жалок, Исай! Стоит вообще жить, скажи? Жизнь стоит того, чтобы так пресмыкаться?

Я вижу, как дергается мускул на его лице, как на мгновение сжимаются его скулы. И внезапно вспыхнувшая боль в его взгляде словно удар под дых.

– Ты противен мне! Больше никогда так не смотри на меня!

– Не буду. Обещаю, что не буду смотреть… просто успокойся, ладно?

Его слова что‑то делают со мной. Я прихожу в себя. Словно только сейчас понимаю, что стою практически у выхода. Злость подобно снежной лавине выплеснулась наружу, не оставляя внутри ничего, кроме осознания ситуации.

Мне вдруг становится страшно. Я только что едва не подвела своего сына. Глаза наполняются слезами, от страха сковывает каждый нерв. Теперь я смотрю на него с мольбой, цепляясь за ткань его рубашки.

– Пожалуйста, помоги мне, Исай! Я хочу увидеть своего сына, пожалуйста… я больше так не могу!

Он ничего не говорит, только усталых глаз с меня не сводит.

Осознание собственной беспомощности, осознание того, что даже если я упаду ему в ноги, это ничего не решит, не заставит его помочь мне, затягивается петлей на шее.

Он выбрал брата, не меня.

Я толкаю его так сильно, что он отступает на шаг. В глазах снова слезы, во мне столько обиды, она не дает мне нормально дышать.

– Ты выбрал Мирона, даже после того, как он отказался от тебя. Даже после того как он выбрал девушку, ты остался верен ему. А я так старалась помочь тебе, я была вся твоя, но ты отвернулся от меня. Я хочу, чтобы ты знал, если с ним что‑то случится… если Даня пострадает, я убью тебя, Исай. Сначала Давида, а потом тебя. И пусть я потом сгнию в тюрьме, или сдохну, но я сделаю это…

Я пытаюсь пройти, но он хватает меня за запястье, останавливая. Гесс не смотрит на меня. Он стоит в пол‑оборота, словно не хочет, чтобы я видела его сейчас.

– Так и делай, Роксана. Не будь жалкой, а продолжай бороться. Не смей голодать или истерить. Собери себя в руки и делай то, что должна. У твоего сына нет никого кроме тебя.

Исай отпускает меня и срывается в сторону дома. Несколько минут, пораженная его фразой, словно разрядом молнии, я стою неподвижно, глядя ему в след. А когда я опускаю глаза себе под ноги, вижу лежащую на асфальте рядом со мной резинку.

Черного цвета резинка для волос с небольшим украшением в виде лилии. Именно ее я купила на придорожном рынке, когда мы ехали домой с зоопарка. Помню, в тот день мне сильно мешали волосы из‑за ветра, и, увидев ее на прилавке, я так обрадовалась и тут же ее взяла. Она стоила сущие копейки, но безумно понравилась мне.

Исай постоянно снимал ее с моих волос. При любом удобном случае, стягивал ее, говоря о том, что любит, когда мои волосы распущены. И сейчас, глядя на эту вещь из нашего прошлого, которое вдруг стало таким призрачным и далеким, я почувствовала, как по телу пробежала дрожь. И словно все те чувства, что были погребены под его предательством и грубостью, выплыли на поверхность. Слезы снова подступили к глазам, я стиснула в руках резинку, и уверенным шагом направилась в сторону дома.

 

Глава 6. Что посеешь…