Её измена
Выпускает из своей хватки и хлопает дверью, едва натянув обувь.
Обессиленно падаю на пол и плачу, сгорбившись над согнутыми коленями. Плачу от злости на него и на себя. За эти муки, на которые мы друг друга обрекаем.
Все смешалось в одно, и я уже не могу разобрать, где заканчивается вина, где обида, и где закончились с ним мы.
Мы стали как два пространства, две прямые. Если не думать об этом и просто жить, то все кажется нормально. Но если копнуть глубже, просвета не разглядишь.
– Мама, – слышу тонкий голосок дочери и поднимаю голову.
Ее темно‑русые волосы рассыпаны по плечам, а взгляд потерянный. Она не понимает, почему я на полу и почему плачу.
– Иди ко мне, солнышко, – протягиваю руку и ее маленькие пальчики касаются моей ладони крепко за нее хватаясь.
Усаживаю Леру на свои колени и продолжаю сидеть, покачиваясь вместе с ней, находя успокоение в моей малышке, как всегда… Как всегда…
К восьми мы уже сытые и готовые купаться, набираем с ней ванну с детской пенкой. Вовлекаем в процесс любимые игрушки и плюхаемся целых двадцать минут.
Я читаю ей сказку о Белоснежке. Она внимательно слушает и в итоге засыпает, а я погружаюсь в тишину этой одинокой квартиры.
Девять вечера, а я еще более одинока, чем была до. Порой тишина меня пугает сильнее всего на свете.
На кухне надеваю резиновые перчатки и мою посуду, а после и все, что вижу, включив музыку. Сунув один наушник в правое ухо. Любимый плейлист сегодня действует пагубно, и я нахожу пару песен Evanescence, а уже дальше алгоритм действует правильно подсовывая подобные ей треки.
Я почти задыхаюсь, когда заканчиваю с кухней и перехожу в ванную.
Но стоит войти в душевую, меня бьет разрядом в тысячу вольт, когда воспоминания подкидываю то самое безумие, происходящее со мной пару часов назад.
Грубые руки и беспощадные мужские губы. Они вытворяли немыслимое и доводили меня до края. Я умирала и вновь возрождалась. Но мысленно, где‑то очень глубоко, рядом был не он. И я не знаю, как мне к этому относиться.
Позади меня находился Влад и шептал самые грязные слова, снова и снова овладевая мной. Грубо вторгаясь в изнеженное тело и, я опять умирала.
Я поддавалась без сопротивления, не понимая, почему, на месте чужого мужчины, с которым изменяла мужу, я представляла именно его.
Глава 3
Закончив с уборкой в ванной, я сразу же принимаю душ и, обернувшись в полотенце, иду в гостиную.
Еще одна граница между мной и мужем.
Когда родилась Лера, мы все еще были счастливы какое‑то время.
Мы стали родителями и долго готовились к этому моменту.
Но стоило сбыться этой мечте, все изменилось. Будто кто‑то переключил с белого на черное.
Она плохо спала. Она громко кричала и плакала по ночам.
Я не высыпалась, но не жаловалась. Я не могла этого сделать. Я мать, а она моя малышка.
Влад был иного мнения.
Он давал без слов понять, что мы ему мешаем и я приняла решение на первое время спать с Лерой в гостиной. Закрывала дверь и продолжала быть матерью.
Все катилось по наклонной. Хотя, разумеется, не всегда было так. Мы оставались мужем и женой. Мы пытались.
Но в итоге это самое «первое время» увеличилось на неопределенный срок. Позже Влад психовал уже потому, что меня нет рядом. У Леры начались проблемы со здоровьем. У нее обнаружилась аллергия. И я очень тревожилась, боясь отойти от нее далеко и надолго.
А потом пришло время зубов.
Все вспоминается так четко, будто происходит сейчас.
«У дочери режутся зубки, и она непрерывно плачет. Температура на недавнюю прививку поднялась и болит ножка с уколом.
Звоню маме, прошу у нее совет. На часах два ночи, а она урывками спит по пятнадцать, двадцать минут. Мне больно смотреть на мою девочку. Но все становится в разы хуже морально, когда я слышу на очередной ее слезный поток стукнувшую дверь гостиной.
Стало обидно, ведь я ждала и продолжала ждать его поддержки. Обоюдных бессонных ночей с нашей дочкой, но в итоге справляюсь со всем сама, выслушивая, как плохо он спал и еле работал, из‑за того, что мы ему не дали отдохнуть.
А я с больной головой, без шанса на отдых сидела с Лерой ночью, днем. В ее сон убиралась и стирала, а потом готовила ужин. Но я не жалуюсь. Кажется, не положено это у женщин. Правда, не знаю, кто так решил и почему.
Стою в странном испуге, слышу, как он дышит мне почти в спину. Лера не замолкает ни на секунду, в моих руках.
– Вы тут долго еще? – наконец выдает срывающимся голосом. – Ты не можешь ее успокоить? Че она ревет вечно у тебя? Позови маму свою, или мою, они‑то уж точно знают, как справляться с детьми».
Это было больше двух лет назад. Нашей дочери сейчас три, а мы по‑прежнему в разных комнатах.
Не могу поверить, что на нашей свадьбе мы целовались так страстно, что нас просили остановиться или отправиться в мотель. Сейчас с той же страстью, мы ругаемся. Хотя и это происходит довольно редко. Мы просто две параллельные.
Подвигаю кроватку Леры чуть к стене и скинув полотенце, надеваю белье и кружевную ночнушку. На плечи накидываю легкий халат и иду на кухню.
Люблю в это время, которое принадлежит только себе выпить чашку чая и посмотреть телевизор.
Тишина и одиночество, снова берут свое, привлекая к совести пристальное внимание.
Как бы там ни было, сейчас я ощущаю опустошение. Я не горжусь своим поступком и, по правде, не знаю, что мне делать с этим.
Перед уходом Влада я была на эмоциях, которые он сам вызвал, будучи злым, сейчас происходит откат.
На часах десять вечера. И я не знаю, для чего сижу и жду его под видом вечернего чая сегодня.
Тон мужа, его слова… Не верится, что это новые «мы». Или же прежние, но с новыми ранами и опытом.
Я думала, что, когда вернусь, мне будет все равно. Но это далеко не так. И я не понимаю почему. Внутри меня было так много обиды и злости на Влада, что я перестала на него обращать внимание.
И логичный вопрос: «Почему я здесь?» можно оставить без ответа, а может, из‑за маленькой малышки, которая сладко спит и ни о чем не подозревает. Не знает, что происходит между некогда любимыми людьми. Ее мамой и папой.