Фаталити. Цена его успеха

– Да так… – отвечаю рассеянно, не зная, стоит ли делиться с ней своими мыслями.

– Ты всегда ругаешь меня за то, что я скрываю от тебя свои проблемы, чтобы не расстраивать тебя. А сама поступаешь точно так же, – справедливо упрекает она.

Я поднимаю на нее взгляд и улыбаюсь чуть теплее.

– Я вчера столкнулась с Ираклием, – сообщаю ей.

Бабушка ахает и прикрывает рот руками, словно услышала что‑то невероятное. Ее глаза расширяются от удивления.

– Бабуль! – мне становится смешно от ее реакции.

– Вы поздоровались? Поговорили? Он тебя узнал сразу? – тараторит она взволнованно, не давая мне вставить ни слова.

– Узнал сразу. Мы не поздоровались – он сразу перешел к оскорблениям, – говорю как можно спокойнее.

– Ах негодник! – негодует она. – Ты столько натерпелась из‑за него, а он еще смеет оскорблять тебя?! Вот бы дать ему хороший подзатыльник! Может, тогда пришел бы в себя!

– Не «из‑за» него, бабуль, а «ради», – поправляю ее. – Он не знает правду, поэтому имеет право злиться, ругаться, ненавидеть.

– Кажется ему пора узнать ее!

– Чтобы что? У него все хорошо. Он там, где всегда мечтал быть. И, кажется, счастлив… – с трудом произношу я, вновь вспомнив ангелочка. – Значит, оно того стоило.

– Твоя жизнь того стоила? – ба смотрит на меня с болью в глазах. – А как же твои мечты?

– Мои мечты тоже сбылись, разве нет? – я улыбаюсь и пожимаю плечами, стараясь придать себе безразличный вид. – Я вырвалась из этого города. Танцую и путешествую по миру.

Она открывает рот для ответа, но ее перебивают:

– Илиана?

Я вздрагиваю от звука до боли знакомого женского голоса и поворачиваю голову.

Передо мной стоят Тина и Руслан Дадиани. Они заметили меня. Узнали. Подошли. И мне требуется несколько секунд, чтобы это осознать.

– Боже… Это ты! – Тина смотрит на меня с таким искренним удивлением и радостью, что я не могу удержаться от слабой улыбки. – Не думала, что еще когда‑нибудь увижу тебя.

Я встаю навстречу им, но не успеваю никак среагировать или сделать, как женщина заключает меня в свои крепкие объятия и обволакивает своей теплотой. Я чувствую, как в горле разрастается ком.

– Очень рада видеть вас, – произношу искренне и крепко обнимаю в ответ.

Она отпускает меня и начинает разглядывать с ног до головы.

– Какой же красивой ты стала… – делает комплимент с удивительной гордостью в глазах.

– Здравствуй, дочка, – раздается рядом голос Руслана.

Я поворачиваюсь к нему и вижу ту же теплую улыбку на его лице. Его слова пробивают меня насквозь. Дочка. После всего, что произошло, после всех этих лет… Он все еще называет меня так.

Я не выдерживаю и обнимаю его. Закрываю глаза, чтобы не расплакаться. Его объятия такие же крепкие и надежные, как раньше. На мгновение мне кажется, что я снова та самая девочка, которая нашла в этих людях свою новую семью.

Когда он отпускает меня, я чувствую себя одновременно счастливой и разбитой. Эти люди заменили мне родителей, дали ту любовь, которой мне так не хватало. И теперь… Теперь я снова рядом с ними, но между нами пропасть из шести долгих лет и множества ошибок. Моих ошибок.

Пока Тина с Русланом приветствуют бабушку, которая тоже вышла из‑за стола к ним, я разглядываю их с улыбкой на лице. Хочу пригласить к нам за стол, но слова застревают в горле, когда за их спинами раздается низкий, уверенный мужской голос:

– Доброе утро.

Я знаю, кого увижу через мгновение. Ком в горле становится большим и невыносимо тяжелым. Кажется, будто кто‑то перекрывает доступ к кислороду, и я начинаю задыхаться.

Отвожу взгляд в сторону, пытаясь выиграть хоть немного времени, чтобы собраться с мыслями и подготовиться. Но как подготовиться к тому, чего боишься? Я еще не привыкла к реальности, где мы с Дадиани снова находимся под одним небом.

– Доброе утро, – приветствуют его родители.

Из обрывков их короткого диалога я понимаю, что они запланировали семейный завтрак, и Ираклий только что приехал. Он еще не замечает меня. Его внимание полностью сосредоточено на Тине и Руслане. Он обнимает мать, целует ее в щеку и пожимает руку отцу.

А затем его взгляд скользит по пространству и останавливается на мне. Когда наши глаза встречаются, лицо Дадиани резко становится жестким. В воздухе мгновенно повисает густое, почти осязаемое напряжение, напоминающее грозу, которая вот‑вот обрушится на землю с оглушительным грохотом.

– Здравствуй, – с трудом нахожу в себе силы выдавить из себя приветствие.

Я не хочу портить никому настроение. Хотя уверена, что мое присутствие уже испортило его Ираклию.

– Привет, – небрежно бросает в ответ.

И тут же отводит взгляд в сторону и замечает бабушку. Его лицо вмиг смягчается. На губах появляется искренняя улыбка – та самая, которую я помню до мельчайших деталей. Она вызывает у меня болезненный отклик внутри.

– Тамарочка, – произносит ласково и делает шаг к бабушке.

Подходит к ней и без тени сомнения крепко обнимает ее.

– Мой ты золотой! – тает в его объятиях, словно не она несколько минут назад собиралась дать ему подзатыльник.

Это забавляет. Я прекрасно понимаю, что все ее жаркие слова вызваны лишь тоской и желанием повернуть время вспять. Знаю, как сильно она скучала по нему все эти годы. Знаю, как хотела поговорить с ним, хоть и сама когда‑то оборвала их связь. Бабушка однажды призналась мне, что не сможет сдержаться и обязательно расскажет Ираклию всю правду, если продолжит с ним общение. И я была ей признательна за такую жертву…

И сейчас ба словно капитулирует перед своими чувствами. Ее глаза наполняются слезами, она зацеловывает его и прижимает к себе. Я наблюдаю за этим и завидую ей. Завидую этой возможности быть искренней, открытой в своих чувствах. Обнимать его, целовать. Хочу так же. Но вместо этого стою неподвижно и стараюсь выглядеть равнодушной. Будто он ничего для меня не значит.

Когда они отпускают друг друга бабушка, вытирая слезы уголком платка, неожиданно обращается к семье Дадиани:

– Присоединитесь к нам?

Руслан и Тина переглядываются между собой. Они, как и я, находятся в ожидании ответа Ираклия. Все зависит от него. Я замечаю, как он колеблется. Уверена, он хочет согласиться ради Тамарочки, но мое присутствие встает ему поперек горла.

– Конечно, – произносит он после короткой паузы.