Фаталити. Цена его успеха

– Да, – с досадой подтвердила я.

– Мне жаль, что жизненные обстоятельства научили тебя этому…

– Жизнь всех учит именно этому. Просто кто‑то не хочет учиться, – заключила я голосом победителя.

Глупая девочка еще не знала, что у подлинных чувств срок годности – вечность. Что любовь, дружба, страсть – все, что однажды нашло отклик в сердце, останется там навсегда.

Ираклий промолчал. Лег на спину, и мы продолжили наблюдать за облаками. Казалось, тишина между нами стала вязкой, неприятной. Мне хотелось плакать. Но не от обиды или злости, а от какого‑то смутного чувства, которое я не могла объяснить. Победа в нашем разговоре не принесла мне радости, только странное опустошение.

Я пыталась расслабиться, но тревожные мысли сдавливали грудь. Я повернула голову к Ираклию, чтобы убедиться, что между нами все в порядке. Мысли о том, что он мог обидеться или злиться, не давали мне покоя. Я не хотела этой неопределенности.

– Все ведь хорошо у нас? – наконец поинтересовалась я, не выдержав. Села и, взяв край пледа, начала нервно теребить его пальцами.

Ираклий перевел на меня свой взгляд и какое‑то время молча изучал меня.

– Я не хочу, чтобы мы были в ссоре. Мне это не нравится, – продолжила я, чувствуя, как голос предательски дрогнул.

– Мы не в ссоре. Все хорошо, – ответил он наконец.

– Честно? Просто ты… ты на себя сейчас не похож.

– Просто сейчас я хочу тебя обнять и поцеловать. Ни о чем другом думать не могу, – произнес он с привычной ему легкостью, словно говорил о погоде.

Я же смутилась пуще прежнего и тут же отвела от него взгляд, стараясь взять себя в руки. Забавно вспоминать себя такой маленькой, невинной и испуганной собственными чувствами.

– Ты судишь обо всем через опыт своих родителей, – неожиданно заключил Ираклий после недолгой паузы и, приподнявшись, сел рядом.

– Ты прав, – задумавшись, честно призналась я. – Я помню, как мама была счастлива рядом с папой. Он заботился о нас. Всегда обнимал ее и целовал. Водил меня на секции… Это он привил мне любовь к бальным танцам. Я даже не знала тогда, что в семьях может быть иначе. Он был идеальным отцом. Да и мужем тоже, наверное… Мама всегда улыбалась рядом с ним. Она всегда с нетерпением ждала выходных, чтобы пойти вместе гулять. А потом он встретил другую женщину. И исчез… Будто нас никогда с мамой и не было, – я посмотрела в глаза Ираклию, с трудом сдерживая слезы. – И как мне верить в другую реальность, если моя такая?

– Но есть другая реальность. Моя, – добавил он.

– И какая она?

– Мой отец влюбился в маму еще подростком. Ему было семнадцать лет. Он добивался ее два года и еще пять лет убеждал ее отца в том, что достоин ее руки. Мама была из богатой семьи в деревне, а папа бросил школу ради работы, потому что ему нужно было кормить больную мать и младших братьев. Все удивились, когда дедушка дал свое благословение на их брак. Многие осуждали: мол, зачем отдавать дочь за бедняка? Но дедушка потом рассказывал мне: пока другие парни полагались на фамилию или деньги своих родителей, мой отец работал день и ночь ради того, чтобы быть с мамой.

Ираклий улыбнулся воспоминаниям.

– Папа доказал всем, что достоин ее любви. Он переехал в другую страну ради лучшей жизни своей семьи и перевез всех родных сюда. И знаешь что? У нас дома до сих пор есть правило: ваза никогда не должна быть пустой. Цветы появляются до того, как успевают завянуть предыдущие. Даже если папа в другой стране, он поручает мне купить букет и подарить маме от его имени. Он убежден, что в семье нет ничего важнее счастливой женщины.

– И ты с ним согласен? – улыбнулась я.

Чувствовала, что после его рассказа на душе стало намного теплее.

– Абсолютно. И я рассказал тебе об этом, чтобы ты поняла: в жизни бывает по‑разному. Твоя реальность может быть другой, если ты сама этого захочешь.

Губы Ираклия растянулись в мягкой улыбке. И в ней было столько нежности, что я почувствовала, как стены, которые я так старательно возводила вокруг себя, начинали рушиться.

– Мир не состоит только из черных и белых красок, – продолжил он. – Ты ведь не собираешься всю жизнь избегать своих чувств только потому, что боишься, что тебя ранят?

– Но я и не хочу в пятнадцать лет прыгать в омут с головой. У меня в приоритете учеба и танцы. Я должна выбраться из этого города. Это моя цель.

– А я и не дал бы тебе прыгнуть в этот омут. Я знаю тебя. Знаю, о чем ты мечтаешь. И никогда не позволил бы себе встать на пути к твоим целям.

Я всматривалась в его глаза, пытаясь понять, говорит ли он это всерьез. Его взгляд был искренним, лишенным какого‑либо притворства. И это подкупало. Пленило.

– Мне очень хорошо с тобой, – призналась я. – Но я не готова сейчас к чему‑то большему.

Слова дались мне с трудом. Я боялась их произносить. Боялась его реакции. Казалось, что после них он уйдет и больше не захочет иметь со мной ничего общего. Ведь для чего ему возиться со мной, когда вокруг столько девушек, которые готовы быть с ним прямо сейчас?

Но он развеял мои страхи простым и легким вопросом:

– Нужно время?

– Да…

– Хорошо. Я не буду давить на тебя. Но и не буду делать вид, будто отношусь к тебе как к другу или сестре.

Я невольно улыбнулась.

– Справедливо.

– Иди ко мне, – пригласил, раскрыв руки.

Я задумалась всего на мгновение, а потом потянулась к нему и позволила заключить меня в свои объятия. Они были теплыми и надежными. Я чувствовала себя защищенной, словно меня укрыли мягким одеялом в холодную ночь. Все тревоги отступили, оставив только приятную тишину между нами.

И сейчас я бы с огромным удовольствием нырнула в эти объятия снова. Хотя бы на минуту.

Жаль только, что это место теперь принадлежит другой…

И я надеюсь, что она понимает, как ей чертовски повезло.

 

Глава 6