Фаталити. Цена его успеха

Она выиграла. Я проиграл.

Снова.

Кто‑то однажды сказал: «Горячее сердце всегда ослепляет и проигрывает. Во всем». Этот человек был прав.

Ребята молча встают и уходят, не решаясь произнести ни звука. Но стерва остается стоять на сцене, довольная своей победой.

– Я медленно, да? – интересуется она с наигранной легкостью. – Прости, сейчас ускорюсь.

Игнорирую ее наглый тон. Подхожу ближе, хватаю ее за руку и тяну вниз со сцены. Как только мы оказываемся лицом к лицу, я слышу ее рванное и сбивчивое дыхание.

– С тебя достаточно, – выдавливаю я сквозь зубы и, подняв с пола юбку, всучиваю ей в руки одежду. – Одевайся и проваливай.

– Почему? – ее губы снова растягиваются в этой мерзкой кривой ухмылке. – Ты ведь знаешь, как красиво я умею заканчивать танец…

– Да, я прекрасно знаю, на что ты способна! Ты только что продемонстрировала весь свой талант! – с презрением выплевываю я.

Мой взгляд скользит по ее лицу, шее и фигуре. Я не узнаю эту женщину перед собой. Она вроде похожа на ту, которую я когда‑то безумно любил, но это лишь обманка, жалкая пародия. От той, настоящей, не осталось ни следа.

– У меня осталось еще одно желание, и мне вот что интересно… – начинаю я холодно, безжалостно глядя ей прямо в глаза. – Если я скажу, что хочу, чтобы тебя здесь пустили по кругу, ты тоже согласишься?

Она резко отшатывается, будто получила удар под дых. Самодовольная ухмылка мгновенно слетает с ее лица и оставляет лишь неподдельный ужас в карих глазах.

– Я просто пытаюсь понять, до какой степени ты готова опуститься, – добавляю я жестко.

И тут наконец она со всей силы отвешивает мне звонкую пощечину. Я даже не вздрагиваю. Этот удар не вызывает во мне ничего, кроме равнодушия. Косова должна была сделать это раньше – до того, как согласилась на унизительный стриптиз перед всеми.

– Ты помнишь, о чем просил меня, когда я впервые для тебя станцевала? – ее голос дрожит то ли от гнева, то ли от обиды. – Я дала тогда тебе клятву, что никогда и ни перед кем не буду танцевать приватный танец. Шесть лет держала данную клятву. Ради чего? Чтобы ты вот так плюнул во все, что было когда‑то важным для нас?

Резким движением она выхватывает из моих рук свои вещи и разворачивается к выходу. Но я не даю ей уйти. Я ловлю ее за руку и разворачиваю лицом к себе.

– Не смей! – прорычав, хватаю ее за подбородок и притягиваю к себе так близко, что наши губы почти соприкасаются. – Не смей делать вид, будто это я опорочил тебя и наши отношения на глазах у всех! Это сделала ты! И плевать после этого, какие клятвы ты сдерживала все эти годы!

Не плевать.

Она отталкивает меня от себя, но не отступает.

– Хорошо, Ираклий, – произносит она ледяным тоном и, не сводя с меня взгляда, с демонстративной дерзостью, снимает пиджак.

Не поддаюсь на эту провокацию. Игнорирую ее обнаженную грудь и не свожу взгляд с бесстыжих глаз.

– Что‑то еще? – спрашивает она с вызовом и надевает топ.

– Нет. На мгновение мне показалось, будто я увидел перед собой знакомую девушку. Но обознался. Передо мной незнакомая беспринципная шкура без самоуважения и чести.

Она чуть заметно вздрагивает от моих слов, но быстро берет себя в руки и смотрит на меня с горькой усмешкой.

– Я тоже больше не вижу перед собой прежнего Ираклия, который уважал и чтил женщин. Но ничего. Я тебя прощаю.

Я начинаю смеяться ей в лицо. Такой наглости можно только позавидовать.

– Прощаешь? Я у тебя прощения не просил.

– Однажды захочешь попросить, но меня уже не будет рядом. Поэтому заранее прощаю тебя за все. И за твое конченое второе желание, и за все грязные слова, которые ты сказал и еще успеешь сказать мне.

Она проходит мимо меня к двери, но я снова хватаю ее за руку и удерживаю на месте.

– Ты заслуживаешь все эти слова. И все, что с тобой случилось, ты тоже заслужила.

Говорю и вмиг жалею о сказанном. Вижу, как ее лицо мгновенно меняется. Мои слова явно попали в самую больную точку. И теперь передо мной снова та девушка из прошлого: сильная внешне и невероятно хрупкая внутри.

Несколько секунд она молчит, собираясь с силами. Затем тихо произносит:

– И за эти слова я тоже тебя прощаю, – заключает гордо и, развернувшись, уходит прочь.

На этот раз не собираюсь идти за ней. Вместо этого подхожу к столу, хватаю бутылку коньяка и наливаю себе полный стакан. Беру его в руки и делаю два жадных глотка. Огонь растекается по горлу, но не греет. После чего прохожу к окну и выглядываю в него.

Через несколько минут вижу, как Косова выбегает на улицу, жадно вдыхая воздух. Затем достает из сумки пачку сигарет. Достает одну, зажигает ее и вскоре затягивается так, будто это ее последний глоток воздуха.

Через пару минут – еще одну.

Во что она, мать его, превратилась?

Я не отвожу от нее взгляда до тех пор, пока она не садится в такси и не исчезает из виду. А после отхожу от окна, поворачиваюсь к настенному зеркалу и долго смотрю на собственное отражение.

А во что превратился я?

 

Глава 11