Феррагосто
– Эту фотографию мы сделали на празднике лимонов в тысяча девятьсот восьмом или же девятом. В приезжей труппе имелся фотограф, он завел нас в небольшой шатер, где стояла техника, а Лоренцо все никак не желал стоять спокойно!
Карло хотел спросить, что с ними стало, но не решился задать вопрос, чувствуя, что он может причинить боль.
– Они остались так далеко в моей памяти. Не хотят возвращаться, не говорят со мной. Годы стирают воспоминания, но не боль. Лоренцо, мой мальчик, посмотри, как он похож на меня, я всегда волновалась, что он недостаточно мужественный, а ведь он был всего лишь ребенком. В то время от детей требовали слишком многого. Сейчас им позволено все, а тогда мальчиков считали лишь маленькими мужчинами, а вовсе не детьми.
Карло протянул руку и случайно задел маленькую вазу муранского стекла, которая опасно пошатнулась. Поймав ее, он с облегчением выдохнул: в этом доме каждая вещь – реликвия.
– Не переживай, – махнула рукой Доната. – Ничего с ней не случится. Она прошла через столетие и переживет всех нас.
Он поставил фотографию и присел на кушетку подле графини.
– Стоял чудесный летний день, такой же как сегодня. Только я чувствовала себя нехорошо и осталась дома. А Лоренцо поехал, я сама разрешила ему ехать, ведь он был с Франко.
– Куда?
– Я позволила ему отправиться в ту поездку, – прошептала графиня. – На поезде‑призраке. – Лицо ее, наполовину скрытое сумраком, казалось, тоже вот‑вот исчезнет под гнетом тяжелых воспоминаний.
– Ваш сын был на том поезде… – повторил Карло. – Он исчез вместе с остальными пассажирами? Так вот почему вы пригласили меня в этот дом! – Карло задумался и ненадолго замолчал. – Но вы назвали еще одно имя. Вы сказали Франко. Кем был этот мужчина, вы помните?
– Помню ли я Франко? Я бы хотела забыть это имя, но не могу. Франко был тем человеком, который, имея «нос», не сумел спасти моего сына.
– Ах вот как…
– Я благодарю Всевышнего, что хотя бы Энрике, моему племяннику, провидение сохранило жизнь.
– Он живет в Ланцио?
– Нет, в Тоскане. Но когда я умру, вероятно, он переедет сюда. Мне больше некому оставить мой дом. Уверена, что Энрике сумеет хорошо позаботиться о нем, из милого мальчика он вырос в хорошего, преданного человека.
* * *
На следующее утро приехала Кристина с охапкой свежих цветов. Она находилась в том же приподнятом настроении, в каком Карло встретил ее в первый день: без остановки болтала, не обращая внимания на огромный синяк на руке, и, казалась, вовсе забыла о неприятном инциденте с машиной.
– Собирайся, мне нужна твоя помощь, – распорядилась она, растолкав Карло и настежь распахнув окна. – Я хочу заехать к синьору Маурицио, бедный старик, меня мучают жуткие угрызения совести, я почти не спала, так нервничала из‑за случившегося.
– Разве? Ты поэтому оставила меня вчера в больнице и укатила, не дождавшись?
– Я думала, это ты бросил меня!
– Да нет же, я только перешел дорогу, чтобы спросить кое‑что у полицейских в участке, но они не захотели со мной разговаривать. Зачем ты привезла цветы?
– Я собрала для синьора Маурицио букет из сада.
– Хочешь отблагодарить его за то, что не обратился в полицию?
– Вовсе нет. Я просто беспокоюсь о его самочувствии. Так ты что, обиделся на меня? – заметив недовольное лицо Карло, она потрепала его шевелюру, и Карло беззлобно отмахнулся.
– Ты дашь мне одеться или так и будешь глазеть?
– У тебя десять минут. – Победоносно улыбнувшись, Кристина выскочила из комнаты.
Карло вышел во двор, но машины не увидел.
– Я припарковала ее за домом. Не хотела, чтобы Доната расстроилась. Нужно будет потом сдать ее в ремонт. Подержи‑ка цветы. – Кристина протянула охапку, когда села за руль.
– Красивые.
– Спасибо. Отец открыл лавку еще лет пятнадцать назад, мама помогала ему выращивать цветы и составлять букеты, папа вел дела. Но потом мама умерла, и вместо нее цветами стала заниматься я. Закупаю семена, слежу за садом, иногда помогаю в магазине.
– Вдобавок успеваешь ухаживать за Донатой?
– Я так и познакомилась с графиней. Сначала она заказывала у нас рассаду, а потом пригласила стать ее компаньонкой. Я сразу сказала, что не смогу подолгу бывать у нее, но ей было достаточно и этого.
Через десять минут они добрались до места: невысокого дома у самой дороги. На веранде, окруженной аккуратным палисадником, возился с велосипедом вчерашний пострадавший. Карло с радостью отметил, что никаких последствий аварии, по крайней мере видимых, у пожилого мужчины не наблюдалось.
– Синьор Маурицио, как вы себя чувствуете? – крикнула Кристина, выходя из машины. Карло уловил в ее голосе нотки смущения, которые она старалась скрыть. Кристина протянула мужчине букет.
– Зачем они мне? – тот замахал руками.
– Возьмите, пожалуйста, – взмолилась девушка. – Мне так стыдно за вчерашнее.
– Ты, я смотрю, совсем расстроилась? – Он положил велосипед на пол и поднялся. – Да я же не отказываюсь, дитя, давай их сюда. Брось переживать, я крепкий, как кипарис, посмотри на мои руки! – И он подбоченился, выставив на обозрение худосочные мышцы.
– Кристину осмотрели в больнице, с ней тоже все в порядке, – сказал Карло.
– Ну вот и отлично. С каждым может случиться, главное, никто из вас не пострадал.
– Она боялась, что вы заявите в полицию, – добавил Карло и поймал на себе испепеляющий взгляд Кристины.
– С чего бы? Это же не она наклюкалась бутылкой мерло еще до обеда и уселась на велосипед, хотя всем в Ланцио известно: после третьего стакана центр тяжести всегда смещается. – Он похлопал себя по животу. – К тому же этим остолопам в участке лишний раз лень поднять задницу со стула.
– Так и есть, синьор! – с облегчением воскликнул Карло. – Полиция в этом городе совершенно забыла, для чего им форма.
– Тебе‑то откуда знать? – Маурицио с подозрением уставился на Карло, нахмурив седые брови.