Фильтр
– А как ты думаешь, как Хранители могут запоминать все своды правил? Ведь, бумагу хранить нельзя. Всё сжигается.
– Но в этом и заключается их великая миссия. Хранить знания. Они – основа нашего общества. Они его сила.
– Ты никогда не думал о том… куда наше общество идёт?
– В смысле?
– Ну… мы должны же в итоге куда‑то прийти.
Я удивлённо посмотрел на Галкея:
– Если наше общество будет идти куда‑то, то обязательно придёт к упадку. Поэтому, главная задача Хранителей – это как раз заботиться о том, чтобы оно по возможности никуда не шло.
– И что тогда будет?
– Ничего.
– Это как?
– Мы можем только наслаждаться настоящим. Лишь любоваться им. А мысли о будущем всегда связаны у человека со страхом. Когда он думает о будущем, он как правило подхватывает депрессии и сходит с ума. Будущее пугает его. Я, как представил, что наш сад и в правду может завянуть, вообще перестал о нём думать. Ведь, если наши светлые мысли перестанут нас кормить, то всё… Поэтому, лучше перебороть себя, чем потерять самое ценное – вечно цветущий сад.
– Наверное, ты прав. Сомнения нам мешают. Излишние мысли могут свести с ума. Мне бы просто забыться в объятьях Ариалки. Вот это наслаждение. Вот это истина. А любая диалектика только заводит в тупик. Ты прав, Эрней. Ты прав.
Солнце медленно заходило над цветущими садами Литераты. Воздух был наполнен сладкой пыльцой и свежестью рек, что омывали деревню. Мы с Галкеем спокойно уснули в тени большого виноградника и проспали так всю ночь.
Утро разбудило нас золотистыми лучами, осветляющими узор виноградных листьев и роскошных лоз. Мы подкрепились ягодами с утра и бодрые пошли гулять по деревне.
В отражении озера кроме стройных кипарисов я вдруг увидел её ножку. Изящная, как и всё её тело, она бурила что‑то в глубине меня. Вся красота Феотулы была неописуемо бледной и болезненной, словно оголённый нерв. Я нерешительно поднял взгляд и заглянул в её усталые большие глаза. И она улыбнулась мне. Я и не желал большего. Её красота является залогом моего счастья. Её улыбка – залог моего спокойствия. Я поклоняюсь прекрасному, как величайший Пузырь. Я пропускаю через себя свет и свечусь изнутри. Ведь написал Достон: «И лишь изящества лик спасёт тебя». Моё видение – мой путь к чистоте и мастерству. Порой, мне кажется, что именно я напишу это на скрижалях. А пока я могу лишь созерцать. И быть величайшим уже от счастья своего. Славься Литерата!
Мы с Галкеем просто шли по залитым солнцем улицам и любовались идеальными белыми квадратными домами. Порой, обвитыми плющом, а порой и лозами винограда. На улицах из земли били фонтаны свежей воды, что поят нас веками. В них, солнце искрилось золотыми отблесками, а, чуть приглядевшись, можно было и радугу увидеть.
– Славься Литерата!– приветствовали нас проходящие мимо девушки.
Мы улыбнулись им чуть более нахально, чем это было принято. Они ответили чуть стыдливым смехом. Но мы собирались пойти дальше. Несколько ниже в саду был мост. С этого моста в озеро часто кидали булыжники. Причём каждый старался закинуть камень как можно дальше и с как можно более громким плеском. Вскоре это превратилось в соревнование. Самые могучие литератцы брали булыжник помассивнее и зашвыривали его предельно далеко.
Мы с Галкеем тоже ходили к озеру и весьма неплохо метали. После хорошего метания всегда ощущаешь подъём сил. Как будто сила вековой истории Литераты в тебе. И мышцы становятся стальными. И литеранки, грациозные как лани, только и ждут, чтобы утянуть тебя в чащу. И если бы не писал я, то кидал бы камни в озеро весь день напролёт.
Правда, у самого моста наша решительность немного ослабла. На мост, щеголяя икрами, в короткой мантии вышел чернобровый красавец Гакон. Он демонстративно начал разминать своё тело перед броском. Его движения походили на дикую крадущуюся пантеру. Литеранки, стоявшие неподалёку, тихонько замурлыкали. Рядом с Гаконом стоял его друг, белолицый Август, и улыбался грациозной солнечной улыбкой.
Галкей замер как бы в нерешительности, думая, идти ли вообще на мост. Меня это начало злить. Я вышел на мост. Размял шею, склонив её влево, а затем вправо, взял увесистый булыжник и без особого разбега зашвырнул его подальше. Сзади послышались одобрительные вздохи.
Гакон повернулся, поднял свою густую бровь, размял плечи, поднял камень примерно такой же величины, изогнулся, как барс перед прыжком, и запустил его со свистом гораздо дальше. Послышались даже аплодисменты. Я выпустил изо рта воздух с таким видом, что удивляться тут нечему. Тем временем Август продолжал всем добродушно улыбаться.
Я нашёл довольно гладкий камень. По моим ощущениям такой должен был лететь гораздо дальше. Я встал в стойку, немного покачал камень в руке, два раза прокрутил его вокруг себя и отпустил. Он улетел со свистом. Казалось, мой камень даже немного дальше пролетел. Гакон причмокнул. По его лицу было видно, что игры кончились. Поигрывая скулами, он готовился нанести смертельный удар. Гакон размял плечи поворотами рук назад. Он хотел вложить всю свою мощь в один бросок.
Все вокруг просто замерли в ожидании. Гакон взял огромный камень и со всей силы бросил его в небо. Брызг было столько, что даже меня чуть‑чуть намочило. Все наблюдающие просто охнули. Гакон даже раскинул руки в стороны, купаясь в лучах своего величия. Всё вокруг тонуло в криках и аплодисментах. Казалось, нет, и не будет силы более мощной, чем сила Гакона, метнувшего камень до самого неба.
Что мне оставалось делать? Только тонуть в луже собственной злости. Я взял продолговатый плоский камень. Мне казалось, что он будет лететь гораздо дальше, если его правильно кинуть. Я выполнил наклоны к стопам. Мои мышцы должны были сработать как одна пружина. Механика воздуха должна была сработать в мою пользу. По какой‑то причине я чувствовал, что тяжесть камня можно превратить в скорость, если кинуть его боком как бы сквозь воздух.
Я взял камень в руку и начал его крутить вокруг себя. В какой‑то момент мне показалось, что я теряю равновесие. Камень выскользнул у меня из рук. И тут случилось невообразимое. Булыжник стал будто бы прыгать по воде. Он пропрыгал до самого берега, ударился о камень и только через прыжок ушёл под воду. Я не мог поверить глазам. Думаю, никто не мог.
Взрыв криков и хлопков прервал бесконечное молчание. Озеро просто потонуло в криках. Кто‑то ужасался. Кто‑то восхищался. Кто‑то праздновал мою победу. Из‑за этого гула было не слышно, что говорил мне Галкей, хлопающий меня по плечу. Гакон злобно играл бровями и скулами, думая, как бы незаметно ретироваться. А Август всё стоял на своём месте, лучезарно мне улыбаясь.
Внезапно я почувствовал ещё одно прикосновение. Желтоглазые, гибкие словно кошки, литеранки начали оплетать нас с Галкеем и вести куда‑то за кусты. Дальше было всё словно в тумане, как будто я переел белены или выпил перестоявший на солнце ягодный нектар. Я чувствовал расслабление членов, но мне хотелось вырваться из этого тела. Мысли путались, и в то же время было ощущение, что я поднимаюсь вверх, и что‑то уносит меня в бескрайние просторы.