Фильтр

– Я могу почти раствориться в воде. Наверху ты счастлив, но у тебя есть страхи… тревоги. Ты не можешь быть полностью спокоен. Ты боишься не понравиться красивой литеранке. Боишься не узнать чего‑нибудь. Боишься, что когда‑то умрёшь. А под водой… всего этого нет. Ты просто часть воды. Часть какой‑то вечной гармонии. Это как то, что ты описывала. Некий взгляд со стороны. Только со стороны ничего.

– Мои ощущения совсем другие,– широко раскрыв глаза, удивилась Феотула,– Я просто чувствую себя отчуждённо от всего. И даже вне себя. Но я в своих мыслях не соединяюсь с вечностью. Или как ты это называешь?

– Вечностью? Ты веришь в вечность?

– Но она существует. Ты же знаешь…

– Возможно, но… это нельзя никак проверить.

– Тут не в вере дело, а в ощущении,– покачала головой она.

– О чём ты?

Фео посмотрела на меня как на дурачка. Она с дерева плод, сочащийся соком.

– Смотри. Это яблочко. Ты можешь укусить его. И тогда ты будешь знать, что это яблочко. А есть ощущение яблочка. Его фантом.

– Но ведь это ощущение – это и есть само яблочко. Ощущение неотделимо от самого предмета. Яблочко – это и есть фантом, который мы ощущаем.

Феотула иронично улыбнулась, прищурив глаза.

– Укуси его,– приказала она.

Я послушался. Сладость растеклась по моему рту. Я не мог понять, как яблоко из её рук стало таким невыразимо вкусным. Я ел раньше яблоки. И ничего подобного не испытывал. Но это яблоко…

Она решила лизнуть то место, где я укусил. И вдруг её лицо исказилось. Фео нахмурилась и поджала губы.

– Фу‑у‑у. Кислятина!– сказала она,– А теперь попробуй ещё раз.

– Зачем?– засмеялся я.

– Попробуй!– она поднесла яблоко к моему рту. Было в этом… Что‑то в этом было.

Я смело куснул яблоко. На спине выступил пот. Я почувствовал, что мой рот просто жжёт от кислоты. Как будто я выпил кувшин цитрусового сока. Я через силу прожевал кусок яблока и проглотил его. Моё лицо при этом принимало такие причудливые формы, что Феотула хохотала во весь голос.

– Вот видишь?– сказала она,– Вот видишь!? Ощущение бывает разное. У всего есть фантом. И этот фантом отделён от всего. Это то, что задаёт форму вселенной. И Литераты тоже.

– С чего ты это решила?

– Почему, по‑твоему, нам нельзя грустить?

– Потому что печальные мысли разрушают оболочку священной деревни. А если в оболочке возникнут большие дыры, сюда вторгнется Пустошь и люди Пустоши. А их религия – это религия голодных.

– А ты не задумывался, почему так происходит?

– Всё в этой жизни как‑то устроено. И не всё нам дано понять.

– И тебя это устраивает?

– Не совсем. Я хочу, чтобы ты мне рассказала.

– Рассказала что?

– Я чувствую, что ты что‑то от всех скрываешь.

Фео громко рассмеялась. Щёки её покраснели.

– И что же я, по‑твоему, скрываю?

– Как связаны вселенная, фантомы и наши мысли.

Её глаза смущённо забегали.

– Ну‑у. Я не знаю точно.

Я взял её за руку. Она отвела взгляд. Я сказал:

– Я хочу понять тебя. Мне кажется, в твоих мыслях есть что‑то важное.

– Что в моих мыслях может быть важного? Я не первоклассный создатель текстов, как ты. На скрижалях не будет моих мыслей. Иногда я думаю, зачем мне вообще думать…– она постепенно переходила на шёпот,– Но иногда я чувствую, что понимаю гораздо больше остальных. Это странно, как будто сон. Точнее, как будто всё сон. И ты тоже. И твоя горячая рука. И твой жадный ласковый взгляд. И твоё…

Я внезапно поцеловал её в губы.

– Что ты делаешь?– спросила она.

– Мне нравится вкус твоих губ. И их форма.

– Тебе так нравится?

– Да…

– Ты… нежен.

– Я проявляю так то, что я к тебе привязан.

– Я это знаю,– улыбнулась она,– В моей голове ты всегда принадлежал мне.

И ничего не стоило мне сорвать с неё мантию и утащить её за кусты. У нас не принято отказывать кому‑либо в удовольствии. Особенно, если вы наедине. Отказывать в радости – значит терять радость. Но я просто прижал её к себе и зарылся носом в запах её волос. Аллею слегка обдувал ветерок. Так Фео казалась мне наиболее моей. А потом мы просто лежали, сплетясь пальцами, на траве и о чём‑то шептались. Я, почти не отрываясь, следил за движениями её бирюзовых глаз. Я проваливался в них. Я хотел бы, чтобы так было вечно. Я хотел бы никогда не отпускать её руку. Я много чего бы хотел…

Мы лежали до самой ночи. Потом пошли к озеру. Я просто смотрел, как она плыла в свете луны. Смотрел и радовался. Радовался и верил во что‑то. Во что‑то непонятное. Верил в то, что впереди ещё целая жизнь, наполненная прекрасным. Таким же прекрасным, как плывущая в озере Феотула. Есть ли что‑нибудь более вечное и великое, чем красота? Мысли кружились бесконечной вереницей. И думалось мне, что жизнь моя дана мне, чтобы созерцать прекрасное.

И ничего в мире не могло быть прекраснее, чем она. Я смотрел на её милое изящное тело и думал о вечном. О вечном начале чего‑то непостижимого и волшебного. Куда‑то начало уносить мои мысли. Они сплетались в какую‑то чудную изящную паутинку. Вечность – это счастье. Счастье – это любовь. А любовь питается красотой. Ведь, разве я бы мог так полно чисто видеть весь этот мир, если бы не видел красоты?

Фео наплавалась и подплыла к берегу. Она вышла из воды, сияя каждой каплей на теле. На её лице отражалось счастье. Её глаза горели особенным светом. Она отжала воду с волос. Вдруг, я коснулся её плеча. Меня словно ударило током. Её тело звало меня. Её губы хотелось облизать. В её хрупком теле набухало сладкое напряжение. Я провёл пальцем по её ключице. В одну сторону и в другую. Она улыбнулась мне.